Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Хорват вполне разделяет мои взгляды на ошибочность и опасность положения, занятого Семеновым по отношению к чехам, и на необходимость показать полную готовность и всякую поддержку для их скорейшего и беспрепятственного продвижения к портам посадки.

Вечером из штаба охранной стражи передали, что от союзников дошли какие-то смутные слухи о восстании в Иркутске и о том, что мост на Ангаре взорван и правительство отрезано.

Я решил верить только официальным сообщениям; чересчур много уток выпускается на страх харбинским обывателями (кое-кто из последних уже отбыл в южном направлении).

Появился болтливый Корф, притащил с собой массу всевозможных сплетен: тут оказались и вилла в Иокогаме, якобы уже купленная Розановым, и переговоры М meХорват с Чжан Цзо-Лином о продаже ему нашей части К[итайско-]В[осточной] железной дороги, и дела семеновских агентов в Харбине, и махинации Хрещатицкого, и последние сумасбродства Унгерна, и торговля экспортными вагонами и пр. и пр.

27 декабря. Был у Хорвата. У него никаких новых сведений о том, что делается в Иркутске и в районе армий; я лично ни на минуту не сомневаюсь, что армии пробьются в Забайкалье, но все небоевое, очевидно, уже гибнет и обречено на полную гибель. Из слов Хорвата понял, что при проезде Семенова-Мерлина тот ему рассказывал, что у Сыромятникова имеются документы, устанавливающие, что у Розанова и Гайды было соглашение о совместном выступлении 17 ноября и что, узнав об этом, Сыромятников якобы даже предлагал Семенову-Мерлину арестовать Розанова и вступить в командование войсками, но С.М. от этого уклонился.

Хорват, видимо, верил этой выдумке и был очень удивлен, когда я рассказал ему обратное, т. е. что Сыромятников был в заговоре с Гайдой и осведомлял его о всех против него распоряжениях и что я был близким свидетелем всей борьбы и могу категорически ручаться, что у Р. не было ничего, кроме желания разгромить бунт и покончить с Гайдой.

По рассказам Самойлова и Баранова, моя временная служба во Владивостоке разожгла старую ненависть Арнольда, и тот сочинил и пустил по Харбину порядочную пачку самых подлых инсинуаций о моей там деятельности; старается и работает по специальности, ибо к иному не способен.

28 декабря. Вчерашний вечер провел у Петра Петровича [1951], где был старый контролер Валюжинич, по его словам, Хорват ухлопал миллионы ж.д. денег на поддержку атаманов, прикрыв это фиктивными расходами на другие нужды, отсюда крупный дефицит, усугубленный уменьшением доходов и постоянной работой дороги по перевозкам союзных и китайских войск, выполняемым пока на «запиши». Весь состав служащих сверху донизу старается обеспечить себя от всяких случайностей; кражи и взяточничества, эти обычные язвы К.В.Ж.Д., умножались и увеличивались во много-много раз. Честный и очень порядочный помощник управляющего Казакевич [1952]выразился даже, что удивляется, как это до сих пор не разворовали всю дорогу и ее станции. Сейчас все рвач[е]ские аппетиты сосредоточены на том, чтобы хоть чем-нибудь примазаться к нарядам и погрузкам вагонов на южный бобовый экспорт; бобовые грузы гниют в штабелях, спрос на бобы в Дайрене огромный и за наряд вагона или платформы платят тысячами романовских.

Получены первые приказы читинского главнокомандования с повышением в новых должностях всех самых отвратных персон семеновского антуража (во главе, конечно, Афанасьев [1953], Тирбах [1954]и К о).

Слухи о читинских боях оказались, конечно, очередной уткой; были какие-то словесные столкновения, а харбинская сплетня постаралась и умножила.

Видел несколько старых офицеров нашего округа, устроившихся на службу в охранной страже; поведали мне про всякие безобразия, главным образом по хозяйственной части; все в руках разных подрядчиков, платящих крупные взятки, поставляющих всякую дрянь и не боящихся жалоб; состав нижних чинов очень неважный, большинство озлоблено и при первой возможности может пойти на всякие эксцессы.

29 декабря. Был у Плешкова [1955]; по-прежнему весел, приветлив и хлебосолен; событиями в Иркутске особенно не интересуется и не тревожится, убаюкивая себя надеждой, что все разрешится достаточно благополучно. Редкий характер. Недаром он выглядит на двадцать лет моложе своего возраста.

Связи с Иркутском нет; семеновская агентура, связанная с Читой, кидает загадочные фразы, что в Иркутске неблагополучно, более точные данные сообщают, что там появилась эсеровская народная армия.

Выскочило то, о чем и я, и Бурлин докладывали адмиралу в Омске и что стало особенно ясным после проезда Гайды через Иркутск, а именно то, что там главная эсеровская штаб-квартира и идет энергичная работа по организации партизанщины и по подготовке восстания, причем эсерам помогает сам управляющий губернии Яковлев [1956].

Адмирал одно время забеспокоился, но все было смято заявлениями самого Вологодского и еще нескольких министров, заверивших [1957]в полной лояльности Яковлева и в его-де зорком наблюдении за деятельностью эсеров в его губернии.

30 декабря. Обедал у Скидельского [1958]; дорога должна ему по угольным и дровяным поставкам за целый год; в таком же положении и другие подрядчики.

Чешская сводка сообщает о боях с красными к западу от Иркутска и о занятии «народными войсками[»] станции Батарейной. По телеграфной записи телеграфиста Иркутской городской станции, в городе идет бой между зелеными с одной стороны и юнкерами и офицерами с другой; в Иркутске сидит-де уже эсеровское правительство, а на Черемховских копях образовалось свое большевистское. Чита ничего не сообщает об иркутских событиях и об армии, что создает необычайно приподнятое настроение.

Послал Розанову телеграмму с просьбой разрешить мне остаться в Харбине и не возвращаться во Владивосток для исполнения одной только формальности официальной передачи Смирнову уже занимаемой им должности начальника штаба округа. Предполагаю дождаться здесь Андогского и попробовать устроиться при академии.

31 декабря. Получил ответ с просьбой все же приехать, так как положение все более запутывается и осложняется и С.Н. хотел бы иметь меня около, хотя бы в совершенно частном положении. Одновременно дано поручение поговорить с Хорватом по поводу вагонов и тарифов по вывозу закупаемого в Маньчжурии хлеба для войск и населения Приамурского края, а также и о разрешении оплачивать перевозки чеками на харбинские банки.

Хорват был очень любезен и с готовностью удовлетворил все просьбы.

Союзные осведомители сообщают, что союзное главнокомандование решило передать дорогу Красноярск – Мысовая под власть старшего чешского командования впредь до смены чехов другими союзными войсками, под последними надо понимать, по-видимому, японцев, но остается непонятным, обязались ли чехи удерживать голову этого участка до смены их этими «другими войсками». Последнее весьма сомнительно, а в таком случае наши армии и идущие за ними красные будут идти за хвостом сматывающихся на восток чехов и тогда никакой охраны сибирской магистрали не получится.