Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Для точности эти вопросы были записаны и заблаговременно переведены на немецкий язык (единственный иностранный, на котором объяснялся Ойя).

Союзный главнокомандующий опешил от заданных вопросов, ушел на совещание с генералом Инагаки и затем ответил через переводчика по-японски самым туманным образом; так что при всем желании трудно было понять, каково было решение. При этом перевод был умышленно заключен словами, что больше ничего сказано быть не может и мы можем идти.

Вернувшись в штаб округа, я высказал Р. свое мнение, что из ответа Ойя ясно одно, что ни поддерживать, ни защищать нас японцы не будут, так как по этой части они связаны остальными союзниками, а потому нам надо рассчитывать только на самих себя и в силу этого надо вызвать Вериго и старших войсковых начальников и сегодня же немедленно принять окончательное и определенное решение, так как завтра кончается ультиматум земства и надо ожидать перехода красных к вооруженным против нас действиям.

Состоялось общее совещание; вначале я, как старший в чине генерал русской армии, обратился к Вериго, как к коменданту крепости, и к Розанову, как главному начальнику военного округа, и к обоим вместе, как к представителям государственной власти, и просил их дать категорический ответ: могут ли они защитить вверенные им служебные полномочия от насильственных действий земства и красных партизан и имеются ли в их распоряжении достаточные для этого силы и средства.

И Вериго и Розанов определенно заявили, что они не в состоянии защищаться от вышеуказанных насильственных действий за отсутствием каких-либо для этого средств. После такого ответа я позволил себе еще раз повторить тот же вопрос, как ввиду его совершенно исключительной серьезности, так и во избежание каких-либо сомнений и недоразумений.

Оба генерала подтвердили свое первое заявление.

Тогда я доложил собранию, что в таком случае необходимо отправиться немедленно к Ойя, доложить ему, что представители русской власти, лишенные помощи и предоставленные самим себе, не в состоянии защищаться от красного вторжения и просят союзников не допустить появления красных в течение двух суток и в пределах крепостного района и прикрыть нас от нападения, пока мы в это время успеем эвакуировать из Владивостока офицерские семьи, после чего сами уйдем на ту сторону Амурского залива с сохранением за собой свободы дальнейших действий.

Это предложение было принято единогласно всем совещанием, причем я, подавленный тяжестью принимаемого решения, опять-таки два раза спросил Вериго и Розанова, нет ли какого иного исхода, и опять оба ответили, что такового не усматривают.

В дальнейшем совещание приняло мое предложение приступить немедленно к конфискации оборудования и погрузке нескольких транспортов и к сформированию конного отряда и конной пулеметной команды с вьючным обозом для ухода в Посьет, а если обстоятельства принудят, то и в Корею или Китай.

Но когда Розанову и Вериго предложили немедленно же ехать к Ойя, то оба наотрез отказались и заявили, что должен ехать я, как старший генерал. Время шло, надо было решать, и это принудило меня прекратить споры и дать свое согласие.

Чувствовал себя невероятно тяжело, вернулся от автомобиля в кабинет Розанова и еще раз спросил его, быть может, есть какой-нибудь другой выход, чем такое унижение. Ответ был прежний.

К Ойя меня повез на своем автомобиле Вериго; по пути я обратился к нему с тем же мучившим меня вопросом и выслушал решительное и определенное заявление, что в распоряжении коменданта крепости не было средств не допустить занятия Владивостока отрядами красных партизан и что решения, только что принятые на совещании у генерала Розанова, были единственно возможными и надо было осуществить их возможно скорее.

При прощании Вериго сказал мне, что отправляется к Изоме, осведомить его о принятых нами решениях, дабы пустить их по двум направлениям.

Кабинет Ойя на втором этаже и два марша, которые мне надо было подняться, показались мне бесконечными ступенями на эшафот. Ойя был в отсутствии, и меня принял Инагаки, которому я сказал буквально следующее: «Главный начальник Приамурского военного округа генерал Розанов и комендант владивостокской крепости генерал Вериго уполномочили меня, как старшего здесь генерала российской армии, доложить японскому главнокомандованию, что ими получено ультимативное требование самозваного земского правительства передать ему власть с исполнением не позже 8 ч. утра 31 января. Этого сделано не будет, и генералы Розанов и Вериго врученной им власти никому не сдадут, о чем генерал Розанов имел честь заявить еще сегодня утром при приеме его главнокомандующим. Но при отсутствии в распоряжении представителей русской законной власти необходимых вооруженных сил они не могут оказать соответственного отпора, и посему ими решено оставить Владивосток на попечение и ответственность союзного командования, а самим с верными им войсками перейти на ту сторону Амурского залива и продвинуться в район Посьета, сохраняя за собой полную свободу дальнейших действий.

При исполнении сего главной заботой русского здесь командования является сохранение жизни и безопасности офицерских семей, и посему оно обращается к японскому главнокомандованию с просьбой задержать на 48 часов вступление во Владивосток отрядов красных партизан и этим дать возможность погрузить на транспорт и вывести в море семейства офицеров и нижних чинов, оставшихся верными долгу, чем и избавить их от неизбежных преследований и возмездия новой власти».

К моему удивлению, Инагаки ответил немедленно, что он с этим вполне согласен, но только просит выполнить это возможно скорее; затем спохватился и добавил, что решение зависит от главнокомандующего, которое будет немедленно сообщено, как только состоится доклад, но что он, Инагаки, уверен в благоприятном для нас решении и что просимые нами 48 часов будут нам гарантированы. При этом разговоре присутствовали генерал Такаянаги [2011]и полковник Изоме.

Я, не теряя ни минуты, бросился в штаб округа. Сообщил Розанову о результатах своей поездки и просил находившегося в это время в штабе округа подполковника Кононова (начальника штаба крепости) доложить об этом генералу Вериго; при этом был удивлен странным отношением Кононова к моему сообщению и его, сквозь зубы, замечанием, что «у них» ничего подобного не ожидали и готовятся к совершенно иному. Тем не менее надо было распоряжаться: именем Розанова приказал командирам коммерческого и военного портов готовить транспорты, составить добровольческие и надежные для них команды; вызвал директора Государственного банка и представителя кредитной канцелярии и просил их срочно приготовиться к эвакуации в течение ночи и следующего утра, но затем передумал и решил направить их на «Орел», который предполагал выйти в море этой же ночью.