Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Приказал офицерским ротам готовиться к уходу, вызвал капитана Ешкова и дал ему поручение конфисковать в городе всех верховых лошадей и седла и сделать все возможное, чтобы мы могли посадить на коней обе роты, запрячь пулеметы и наладить вьючный обоз; для скорости приказал выдавать пока временные квитанции с оплатой их из тех 30 миллионов сибирских, которые только что были отпущены нам распоряжением читинского казначейства на очередные нужды округа.

Во время этих распоряжений в штаб округа прибыл офицер для связи японский капитан Андо [2012]с извещением, что главнокомандующий одобрил решение своего начальника штаба, но тоже указал, что «все надо делать скорее»; затем последовало довольно странное добавление, что если все же случилось бы что-нибудь неожиданное, то всем старшим начальникам лучше тогда идти на броненосец [ «]Хизен[»] [2013], где их примут; при этом, обращаясь специально ко мне, сказал, что мне, как бывшему министру омского правительства, тоже будет место на этом броненосце, на что я ответил, что собираюсь в совершенно другом направлении.

(Понял значение этого предложения только на следующий день.)

Я уже кончал свои распоряжения, как в штабе округа появился Изоме, совсем пьяный и очень воинственно настроенный, спросил, здесь ли Вериго, и сейчас же уехал.

Замечание Кононова и приезд Изоме меня встревожили; пешком (автомобильная команда штаба округа только что забастовала) поплелся в штаб крепости; в это время было уже около 10 часов. Пришлось довольно долго ждать в приемной, так как у коменданта крепости шло какое-то совещание с участием Изоме. Провел весьма неприятные для себя минуты, так как в приемной сидели и появлялись многочисленные семеновцы, войсковые старшины и есаулы, кавказцы в черкесках и японские офицеры, большинство в порядочном подпитии и в сугубо воинственном настроении, открыто и не стесняясь в выражениях поносили «трусливых генералов», с которыми у их атамана будет надлежащая расправа, и хвастались, что разнесут красных вдребезги, а всех пленных и сидящих во Владивостоке эсеров и земцев развесят по телеграфным столбам.

Когда я попал в кабинет коменданта, то там застал весьма красочную компанию в составе Вериго, Изоме, Кононова и прибывших сюда отборных читинцев: генерала Загоскина [2014], полковников Жирар-де-Сукантона [2015]и Сокулинского и адъютанта ротмистра Зеленкова [2016]; все были совершенно пьяны, а семеновцы встретили мое появление каким-то кряканьем.

Я спросил Вериго, в чем дело, что изменилось и остается ли в силе принятое им решение, одобренное Ойя, и в части, касающейся штаба округа, уже частично осуществляемое.

На это Вериго, пошатываясь и сильно жестикулируя, очень повышенным голосом заявил, что решение, принятое на дневном заседании, позорно, недопустимо и вызовет страшный гнев атамана, а потому он, комендант крепости и единственный за нее ответчик, решил сопротивляться до последнего человека, никакой эвакуации не допустит и прикажет вешать и расстреливать всех трусов и малодушных. При этом постоянно повторял, что хоть нас и немного, но за каждым нашим десятком бойцов станет несколько японских рот, и что Изоме ему совершенно ясно и определенно сказал «начинайте, а мы вам поможем»; указывал также, что ему обещана помощь сильного Сербского батальона, стоящего на Первой Речке в бывших казармах 1 °C[ибирского] с[трелкового] полка, и что эти сербы в два счета справятся с партизанами, надвигающимися с севера [2017].

Все тирады Вериго сопровождались одобрительными криками его свиты, особенно старались Загоскин, Кононов и Зеленков, махали кулаками и грозили кому-то самой суровой и беспощадной расправой атамана.

Обстановка была примечательная. Спорить и возражать в такой атмосфере было бесполезно и бессмысленно. Я только сказал Вериго, что решение в штабе округа было им неоднократно одобрено, но так как в крепости, объявленной на осадном положении, ему принадлежит вся власть, а он решил сопротивляться вторжению партизанских отрядов, то все военнослужащие обязаны исполнять его приказы, а посему я отправляюсь немедленно в штаб округа, отменю все распоряжения об эвакуации и вместе с ротой окружного штаба буду ждать дальнейших указаний о боевых задачах роты и назначенном ей районе.

При расставании Вериго опять подтвердил, что вся Япония за ним, что земцы и партизаны трепещут перед именем Семенова, что он готов отдать последнюю каплю крови за любимого атамана и что сейчас он отправится на [ «]Орел[»], выгонит оттуда гардемарин и разнесет в пух и прах всех партизан, если они только осмелятся сунуть сюда свой нос (в последнем он, однако, сомневается, так как из полученной им записки арестованных им членов земской управы Афанасьева [2018]и Меньщикова [2019]очевидно, что среди партизанов разлад, а сами земцы перепуганы и готовы на попятный).

На все это я сказал, что мои взгляды на положение и на способы действий были мною доложены на совещании, а что теперь я буду только исполнять приказания коменданта крепости. В это время вмешался до тех пор молчавший и совсем осовевший Изоме, начал кричать, что надо биться до последнего конца, собрать все вместе и из центра бить во все стороны и что тогда будет успех; когда же Вериго повторил опять про обязательную помощь японцев, то Изоме стал изображать это показательно, сначала хватая отдельных персонажей свиты, а потом становясь за ними и растопыренными пальцами стараясь показать, что за одним русским будет стоять десять японцев.

Семеновцы рычали от восторга, душили Изоме в объятиях и муслили его лицо пьяными поцелуями. Картинка была в пугачевском жанре.

Я ушел, но перед этим напомнил Вериго, что 55 высота на Уссурийском заливе занята ротой 35 полка, к которой сегодня подошло несколько партизанских партий, и что все направление на Гнилой угол и Морские казармы никем не охраняется и не наблюдается и, между прочим, там находится квартира генерала Розанова, от которого дезертировал уже весь казачий конвой, за исключением 2 офицеров и 12 енисейцев.

При мне было отдано [распоряжение] занять это направление сборным отрядом под командой полковника Патиашвили.

С великими трудами дошел пешком до Розанова, повторил и передал ему все, что было со мной после ухода из штаба округа, сообщил о решении Вериго и рекомендовал приготовиться к завтрашним событиям. Затем добрался до штаба округа, отменил все распоряжения по эвакуации и приказал вызвать всех офицеров роты, взять двойные комплекты патронов, осмотреть пулеметы и пулеметные ленты и быть готовыми к получению боевого приказа. Сразу же по лицам понял, что к назначенному сроку придет только небольшая часть; до известной степени это было неизбежно и естественно, ибо большинство понимало бесцельность и безнадежность дальнейшего сопротивления, а способных на подвиг и смерть было очень немного.