Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

Характерным проявлением отсутствия гибкости мышления колчаковского командного состава является история бывшего командира 2-й бригады 35-й стрелковой дивизии РККА полковника В.В. Котомина, перешедшего к белым на Восточном фронте летом 1919 г. Котомин подготовил для белых подробный доклад о состоянии Красной армии. Однако в колчаковском лагере важные свидетельства перебежчика о колоссальных успехах военного строительства в Советской России, установлении там более строгой дисциплины, чем у белых, не были приняты всерьез и даже вызвали скандал, а сам Котомин приобрел репутацию большевика, хотя искренне желал победы белым. Для сравнения, доклад Котомина, позднее захваченный частями Красной армии, привлек к себе самое пристальное внимание высшего военно-политического руководства Советской России, в том числе В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого, Ф.Э. Дзержинского. Неудивительно, что победа осталась за теми лидерами, которые продемонстрировали бо輖льшую дальновидность и готовность прислушиваться к разумной критике [800]. Аналогичный доклад с тем же результатом представил полковник-генштабист Г.И. Клерже на рубеже 1918–1919 гг. [801]

Существует прямая взаимосвязь между низким уровнем квалификации колчаковских полководцев, отсутствием у белых продуманного плана операции и примитивизмом их стратегического планирования. Совещание командующих армиями, их начальников штабов и адмирала А.В. Колчака 11 февраля 1919 г. в Челябинске, когда решался принципиальный вопрос о наступлении, было откровенным фарсом.

Не приехавший на совещание Лебедев давно уже принял свой собственный план, который Колчак должен был заставить принять всех командующих армиями, а последние имели свои планы действий и руководствовались ими без должной координации с соседями [802]. О легкомыслии сибирских стратегов в вопросах военного планирования писали генералы А.П. Будберг и М.А. Иностранцев [803]. Когда на фронте Западной армии начались неудачи, командующий Сибирской армией и его штаб вместо оказания немедленной поддержки явно и недальновидно радовались неудаче своего соседа слева [804]. Очень скоро красные перебросили часть освободившихся при разгроме Западной армии войск против Сибирской армии, командарм которой повторил печальную судьбу предшественника.

До сих пор был до конца не ясен вопрос о направлении главного удара белых. Весной 1919 г. он мог быть нанесен в двух направлениях: 1) Казань – Вятка – Котлас на соединение с войсками Северного фронта генерала Е.К. Миллера и союзниками и 2) Самара (Саратов) – Царицын на соединение с войсками генерала А.И. Деникина, действовавшими на Юге России. Концентрация значительных сил в выпестованной белым командованием Западной армии и оперативная переписка [805], а также простейшая логика свидетельствуют в пользу главного удара в центре фронта – вдоль линии Самаро-Златоустовской железной дороги на уфимском направлении, являвшемся наиболее важным и перспективным, позволявшем кратчайшим путем выйти на соединение с Деникиным [806]. Свидетельствуют об этом и прямые указания Колчака в начале наступления, когда он распорядился «подтвердить, что в предстоящих операциях главный удар возложен на Западную армию, в целях овладения уфимским районом, почему командармам Сибирской и Оренбургской принять все меры к способствованию Западной армии выполнить поставленную задачу ей и свои действия согласовать с ней» [807].

Тем не менее по разным причинам сконцентрировать все первоначально намеченные для нанесения удара войска в Западной армии, не растягивая их по фронту, и скоординировать наступление с соседними армейскими объединениями не удалось [808]. Правофланговая Сибирская армия была почти столь же мощной по своему составу, как и Западная, а ее действия в значительной степени были связаны именно с северным направлением наступления на соединение с союзниками в районе Архангельска. Сторонником этого пути был сам командарм генерал Р. Гайда, не скрывавший своих взглядов на этот счет даже от гражданских [809]. Белые военачальники свидетельствовали, что из Сибирской армии всегда можно было взять одну-две дивизии [810], а попытки Гайды действовать самостоятельно в северном направлении вместо поддержки наступления Западной армии ударами на Сарапул и Казань являлись серьезной стратегической ошибкой, сказавшейся на итогах операции. На этот существенный промах противника обратил внимание в своих неопубликованных мемуарах советский главнокомандующий И.И. Вацетис [811].

Не случайно еще 14 февраля 1919 г., до начала наступления, Деникин писал Колчаку: «Жаль, что главные силы сибирских войск, по-видимому, направлены на север. Соединенная операция на Саратов дала бы огромные преимущества: освобождение Уральской и Оренбургской областей, изоляцию Астрахани и Туркестана. И главное – возможность прямой, непосредственной связи Востока и Юга, которая привела бы к полному объединению всех здоровых сил России и к государственной работе в общерусском масштабе» [812].

Белые стратеги подробно расписывали преимущества именно южного варианта, отмечая важность создания общего фронта с Деникиным, освобождения казачьих областей и других территорий с антибольшевистски настроенным населением (немецкие колонисты, поволжские крестьяне), захвата зерновых районов и районов угле- и нефтедобычи, а также Волги как важной коммуникационной линии, позволявшей осуществлять транспортировку этих ресурсов [813].

Конечно, при этом неизбежно растягивались коммуникации Колчака, что до соединения с Деникиным могло привести к неудаче, но армия выходила в более развитый район, обладавший более густой, чем восточнее, железнодорожной сетью, к тому же сокращался белый фронт и высвобождались резервы. Впрочем, до координации с белым Югом дело так и не дошло, поскольку наступления двух белых фронтов развивались в противофазе. Крупные успехи Деникина начались уже после того, как колчаковское наступление захлебнулось. Советский главком И.И. Вацетис вспоминал: «Предметом действий для всех контрреволюционных фронтов являлась Москва, куда все они устремились разными способами. Был ли общий план действий у Колчака, Деникина, Миллера? Едва ли. Мы знаем, что проект общего плана был выдвинут Деникиным и Колчаком, но он не выполнялся ни тем, ни другим, каждый действовал по-своему» [814].

Если же говорить о колчаковской стратегии и выборе между «северным» и «южным» вариантами наступления, то наиболее близко к действительности в свете фактической группировки белых армий высказывание генерал-лейтенанта Д.В. Филатьева, позднее служившего в Ставке Колчака: «Был еще один, третий вариант, кроме двух указанных: двинуться одновременно и на Вятку и на Самару. Он приводил к эксцентрическому движению армий, действиям враздробь и к оголению фронта в промежутке между армиями. Такой образ действий мог бы позволить себе полководец, уверенный в самом себе и в своих войсках и располагающий превосходством сил, стратегическим резервом и широко развитою сетью железных дорог для переброски войск по фронту и в глубину. При этом одно из направлений выбирается как главное, а прочие – суть демонстрации для введения противника в заблуждение. Ни одного из перечисленных условий налицо в Сибирской армии не было, исключая уверенности в себе полководца, поэтому такой вариант должен был быть отброшен из обсуждения, как ведущий неумолимо к полному неуспеху. Между тем он именно и был избран для сокрушения большевиков, что и привело сибирские армии в конечном результате к краху. Положение большевиков весною 1919 года было таково, что только чудо могло спасти их. Оно и случилось в виде принятия в Сибири самого абсурдного плана для действий» [815]. Фактически из-за ошибок Ставки белое наступление, и без того слабо подготовленное и малочисленное, превратилось в удар растопыренными пальцами. Не получилось не только координации с Деникиным, но и эффективного взаимодействия между самими колчаковскими армиями.