Андрей Ганин - Семь «почему» российской Гражданской войны

На это еще в первые дни наступления обращал внимание Ставки командующий Западной армией, который телеграфировал 2 марта 1919 г. в Омск: «Западная армия, наносящая главный удар, вправе рассчитывать не только на полную связь с ее действиями операций соседних армий, но и на полную поддержку с их стороны, даже поступаясь частными интересами этих армий в пользу главного удара… Сибирская армия составила свой план действий и вчера перешла к его выполнению, не заняв указанного ей исходного положения – до сих пор левофланговый участок этой армии от железной дороги Сарапул – Красноуфимск до разграничительной линии с Западной армией не занят войсками Сибирской армии, и этот разрыв фронта я должен прикрывать полутора полками моего Уфимского корпуса, отвлекая эти силы на неопределенное время от выполнения поставленной корпусу задачи.

Оренбургская армия находится в том же состоянии полного разложения казачьих частей, как было под Оренбургом; разложение грозит перейти и на приданные этой армии пехотные части… Командование Оренбургской армии бессильно, как и под Оренбургом, восстановить порядок в своих рядах… Ясно, что такая армия не только не выполнит возложенной на нее общей директивой Ставки задачи, она не только не способна [к] наступлению, но у нее даже нет сил удержать фронт и остановить стихийный отход и обнажение фланга и тыла ударной армии» [816].

Начальник штаба Ханжина генерал С.А. Щепихин писал об Оренбургской армии, что «по существу, Дутов со своей псевдо-армией – мыльный пузырь и левый фланг Западной армии на весу» [817]. Но намного ли лучшим было положение самой Западной армии, где служил Щепихин?! На самом деле эта армия, несмотря на стягивание в нее всевозможных пополнений, тем не менее испытывала общие для всех трех белых армий проблемы.

4 августа 1919 г. помощник начальника штаба Ставки генерал А.П. Будберг записал в своем дневнике: «Сейчас наше положение много хуже того, что было год тому назад, ибо свою армию мы уже ликвидировали, а против нас, вместо прошлогодних совдепов и винегрета из красноармейской рвани наступает регулярная Красная армия, не желающая, – вопреки всем донесениям нашей разведки, – разваливаться; напротив того, она гонит нас на восток, а мы потеряли способности сопротивляться и почти без боя катимся и катимся» [818].

Катастрофичной была ситуация не только с высшим командным составом и военными талантами в войсках Колчака. Не меньше проблем было и на других уровнях, в отношении как офицерского, так и рядового состава.

Как свидетельствовал генерал М.А. Иностранцев, «в Сибири чувствовался вообще большой недостаток офицеров Генерального штаба, что при ответственной и требующей больших и специальных знаний работе созидания армии должно было очень серьезно давать себя чувствовать. На фронте, действующем против большевиков, войск, недостаток тех же специалистов также был настолько силен, что многие ответственные должности в штабах были заняты совсем молодыми, не имеющими никакого опыта офицерами, зачастую имеющими и минимальное военное образование» [819].

В войсках остро не хватало офицеров, а кадровые офицеры вообще были редкостью. В 63-тысячной Западной армии к середине апреля было лишь 138 кадровых офицеров и 2548 офицеров военного времени [820]. В Сибирской армии на 15 марта 1919 г. числились 70 кадровых офицеров при 3009 офицерах военного времени [821]. В мае в Сибирской армии не хватало офицеров даже для укомплектования штабов двух армейских групп, которые комплектовались по штатам штабов неотдельных армий [822].

По некоторым данным, к началу 1919 г. некомплект офицеров у Колчака достигал 10 тысяч человек [823]. Во многих оренбургских казачьих полках недостаток офицеров исчислялся двузначными цифрами [824]. Тыл же, наоборот, был переполнен офицерством. Не способствовало исправлению ситуации и суровое отношение к бывшим офицерам, ранее служившим у красных и попадавшим в плен к белым.

Масса имевшихся в наличии офицеров оставляла желать много лучшего, причем не только по своей подготовке. По свидетельству министра иностранных дел колчаковского правительства И.И. Сукина, «командный состав наших войск, без всяких сомнений, был крайне неудовлетворителен. Младшие офицеры представляли собой серую массу, недостаточно воспитанную, старшие же начальники были лишены дарований, дисциплины и настойчивости, которых требовали тяжести условий борьбы. В этом отношении Красная армия всегда имела над нами решающее преимущество, ибо ее командный состав был, с одной стороны, опытен, а с другой – вынужден подчиняться строжайшей дисциплине, которую большевики особенно применяли в отношении офицеров» [825].

В годы Гражданской войны в офицерской среде распространились карточная игра и другие развлечения, пьянство (возможно, вследствие безысходности положения) и даже мародерство. К примеру, в приказе по Восточному фронту № 85 от 8 сентября 1919 г. говорилось, что командир 6-го Оренбургского казачьего полка войсковой старшина А.А. Избышев «за уклонение от боевых операций и беспрерывное пьянство» разжалован в рядовые [826].

Практически не было ни одного начальника дивизии, командира корпуса, командующего армией (Р. Гайда, А.Н. Пепеляев, А.И. Дутов), не говоря уже об атаманах, которые бы в условиях Гражданской войны не совершали дисциплинарных проступков. Так, Гайда 26 мая 1919 г. направил в Омск фактический ультиматум с требованием отправить в отставку генерала Д.А. Лебедева, которого считал виновником многих неудач на фронте. Начальник 11-й Уральской стрелковой дивизии Западной армии, георгиевский кавалер, генерал-майор В.В. Ванюков в июне 1919 г., например, отказался выполнить приказ о передислокации дивизии, так как обещал солдатам отдых, за что был отстранен от командования и попал под следствие [827]. Сменивший генерала Ханжина на посту командующего Западной армией генерал-майор К.В. Сахаров без стеснения писал, что в его армии единственным эффективным способом командования было прямое управление войсками, поскольку «бумажные приказы оставались всегда неисполняемыми или неисполнимыми… прежний способ приучил строевых начальников отписываться, смотреть на полученный приказ как на простой лоскут бумаги» [828].

Старшие начальники подавали дурной пример всем остальным. Абсолютного значения приказа не существовало. По сути, любой сколько-нибудь значимый воинский начальник в новых условиях являлся своеобразным атаманом для подчиненных. Интересы своей части, отряда, дивизии, корпуса, армии, войска ставились выше приказов сверху, которые исполнялись лишь по мере необходимости. Такой «атаман» для своих подчиненных был и царь, и бог. За ним они готовы были пойти куда угодно. Как отмечал современник, «в условиях Гражданской войны нет “устойчивости частей”, а все зиждется лишь на “устойчивости отдельных вожаков”» [829]. И действительно, колчаковскую армию трудно назвать единой воинской силой, сформированной по одному образцу, штату и т. д. Почти каждый корпус или отряд отличался от остальных [830], что отнюдь не свидетельствовало в пользу «регулярства» этой армии, о котором иногда пишут, а скорее говорило о партизанском и импровизационном характере формирований.