Наталия Таньшина - Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского [litres]

Если говорить о театре, то царь отдавал предпочтение французским труппам и итальянской опере. Приходилось ему посещать и традиционные маскарады в Большом театре и Дворянском собрании. «Приходилось», поскольку, по словам дочери, «Папа терпеть не мог балов и уходил с них уже в двенадцать часов спать» [138].

С большим удовольствием Николай Павлович, когда это позволял этикет, проводил вечера дома, на половине императрицы, в ее кабинете со стенами, обитыми красной узорчатой тканью, окна которого выходили на Неву. Здесь собирался узкий круг избранных. Сидя полукругом перед императорской четой, приглашенные пили кофе и беседовали. На первом месте была музыка, причем государь сам отлично играл на флейте и трубе. Занимались в семейном кругу также чтением русских и иностранных литературных новинок. В своих художественных вкусах монарх был сентиментален, предпочитал романы Жермены де Сталь, Эжена Сю, религиозные сочинения Шатобриана. Произведения Жорж Санд и аббата Прево считал фривольными и социально опасными, поэтому запрещал их печатание в России. Императрицу же все, связанное с Парижем, раздражало. Она не могла простить французам то, что при Наполеоне они оккупировали Пруссию. У нее на столе редко можно было увидеть французскую книгу. Наоборот, немецкая литература высоко ценилась в Зимнем дворце.

Впрочем, государь считал себя прежде всего руководителем литературы и искусства, нежели их ценителем. Его крупной заслугой перед искусством стало учреждение Императорского Эрмитажа. Богатое собрание художественных сокровищ, начатое Екатериной II, расширенное Александром I, по инициативе Николая превратилось в доступный публике национальный музей. С 1829 по 1850 г. собрание Эрмитажа пополнялось замечательными экспонатами из-за границы. По инициативе Николая и под его наблюдением была построена Пулковская обсерватория, Большой Кремлевский дворец в Москве, там же начато строительство храма Христа Спасителя, Исаакиевского собора в Петербурге, создан замечательный частный музей оружия в Царском Селе. При Николае двор стал одним из самых блестящих и пышных в Европе, однако в быту государь был очень умеренным. Если Луи-Филипп, став королем, с неохотой покинул пышный Пале-Руаяль, то симпатии Николая склонялись в пользу относительно скромного Аничкова дворца. Вот что писала об образе жизни Николая баронесса Фредерикс: «К самому себе император Николай I был в высшей степени строг, вел жизнь самую воздержанную, кушал он замечательно мало, большею частью овощи, ничего не пил, кроме воды, разве иногда рюмку вина, и то, право, не знаю, когда это случалось; за ужином кушал всякий раз тарелку одного и того же супа из протертого картофеля, никогда не курил, но и не любил, чтоб и другие курили. Прохаживался два раза в день пешком обязательно – рано утром перед завтраком и занятиями и после обеда, днем никогда не отдыхал. Был всегда одет, халата у него и не существовало никогда, но если ему нездоровилось, что, впрочем, очень редко случалось, то он надевал старенькую шинель. Спал он на тоненьком тюфячке, набитом сеном. Его походная кровать стояла постоянно в опочивальне августейшей супруги, покрытая шалью» [139]. Единственной его слабостью оказались шелковые носки, к которым он привык с детства [140].

Весьма активным, деятельным и трудолюбивым был и король Луи-Филипп, а распорядок его дня в целом походил на распорядок дня императора Николая.

Зимой и летом в семь утра король покидал свою спальню и со свертком одежды под мышкой, в сером рединготе до пят отправлялся в туалетную комнату и, как в свое время Людовик XIV, сам разжигал огонь в камине. Он очень тщательно заботился о своем теле, особенно о гигиене своих красивых зубов. Затем умывался и принимал первого человека за день – своего парикмахера Ришара. Только Ришару было позволено причесывать знаменитый хохолок Луи-Филиппа, над которым потешались парижские сорванцы и который так активно эксплуатировался карикатуристами.

После завершения туалета король встречался со своим адъютантом, контролером замка и интендантом цивильного листа Монталиве. После этого он принимался за чтение газет, причем всегда это была английская пресса, прежде всего газета «Таймс».

Затем король быстро завтракал в кругу семьи, причем меню всегда было одним и тем же: рис, одно заварное пирожное и стакан воды. К десяти часам король покидал семью и выходил на улицу как простой обыватель, либо один, либо в сопровождении своего архитектора Фонтена. К полудню он возвращался в Тюильри на заседание Совета министров. Здесь король всегда был очень внимателен, крайне заинтересованно слушая все, о чем говорилось. Пока его министры говорили, он с рассеянным видом водил пером по большим листам белой бумаги, рисуя мужские и женские головы. Время от времени он вставлял фразу, показывая, что не пропустил ни слова [141]. Редкое заседание совета обходилось без присутствия сестры короля, его «серого кардинала», с которой он советовался по всем вопросам.

Потом приходил черед официальных аудиенций, многочисленных особенно в начале правления, после чего король ежедневно совершал длительную прогулку – то в карете в Сен-Клу, то пешком в Нейи. Именно тогда в массовом сознании сформировался его легендарный облик: старый костюм, помятая шляпа и зонтик под мышкой. К шести часам король возвращался в Тюильри: это было время обеда. Король переодевался: теперь на нем был каштановый костюм, черные панталоны, черный сатиновый жилет или жилет из белого пике. Завершал образ белый галстук и лакированные туфли.

Среда и пятница были днями семейного обеда: его можно было начинать без короля. Столовая находилась рядом с галереей Дианы, и король входил туда часто через запасной вход. Он требовал, чтобы никто не вставал при его появлении, и тихо садился на свое место. Ему подавали четыре или пять видов супов, которые он по своему желанию смешивал: это было для него настоящим удовольствием! Затем он съедал кусок жареного мяса, немного рагу из овощей, а на десерт тарелку пирожных макарони и бокал испанского вина.

После обеда королевская семья устраивалась в салоне. Около десяти часов Мария-Амелия вставала: это был знак расходиться. Король уходил в свой рабочий кабинет. В эти часы впервые за день он оставался в одиночестве и мог заняться важными делами, работая до двух-трех часов ночи [142].

Как отмечала одна английская газета, «образ жизни короля был очень правильным, и за исключением занятий поздней ночью, он не делал ничего такого, что могло бы повредить его самочувствию. Уверяли, что король из шести ночей пять проводит с одиннадцати или с двенадцати часов совсем один. В это время он занимается перепиской со своими дипломатами, делает заметки о планах на завтрашний день, один час посвящает ведению дневника. Хотя король ложится так поздно, встает он очень рано и если находится за городом, то прогуливается до завтрака» [143].