Борис Пудалов - Русские земли Среднего Поволжья (вторая треть XIII — первая треть XIV в.)

Проведенный сопоставительный анализ летописных текстов о нападении татар на «Городец и все по Волзѣ» в феврале 1238 г. позволяет сделать ряд принципиально важных выводов:

1). Тексты, читающиеся в различных летописных памятниках XIV–XVI вв., настолько близки между собой, что наличие у них общего архетипа не вызывает сомнений.

2). Содержащая упоминание Городца и русского Поволжья летописная «Повесть о нашествии Батыя» читается в сводах XIV–XVI вв. в нескольких редакциях. Редакции Лаврентьевская (текст в составе Лаврентьевской летописи) и Троицкая (тексты в составе Симеоновской летописи и Владимирского летописца, реконструкция ныне утраченной Троицкой летописи) излагают одну и ту же версию событий 1237–1238 гг., которую принято называть «Лаврентьевской». Редакции повести в составе московских великокняжеских сводов, летописей «новгородско-софийской» группы, Тверского сборника и Холмогорской летописи представляют собой сочетание Лаврентьевской версии с элементами рассказа о Батыевщине из Новгородской I летописи. Интересующий нас отрывок, упоминающий Городец и Поволжье, восходит к Лаврентьевской версии «Повести о нашествии Батыя»; следовательно, архетип текста читался в общем источнике летописей Лаврентьевской, Троицкой, Симеоновской и Владимирского летописца.

3). Источниками Лаврентьевской версии «Повести о нашествии Батыя» были владимирский великокняжеский и ростовский своды, между которыми заметен текстологический «шов». Фрагмент о нападении на Городец и Поволжье в феврале 1238 г. читается в том разделе повести, который восходит к владимирскому великокняжескому летописанию. Судя по точности именования персоналий и указания дат событий, записи, положенные в основу летописного текста, были сделаны современником вскоре после нашествия Батыя.

4). Тот факт, что записи о действиях монголо-татарских отрядов в феврале 1238 г. на территории великого княжества Владимирского были сделаны великокняжеским летописцем-современником этих событий, заставляет считать эти записи заслуживающими доверия. Примечательно, что достоверность известия, упоминающего Городец и Поволжье, не вызывала сомнений у древнерусских книжников, редактировавших «Повесть о нашествии Батыя» для более поздних сводов, где Лаврентьевская версия повести дополнялась сюжетными элементами Новгородской версии. Во всяком случае, сколько-нибудь заметных следов искажения интересующего нас известия или противоречий, указывающих на его недостоверность, в летописных текстах нет.

Выводы, полученные в результате сопоставления редакций текста, позволяют перейти к его смысловому и контекстному анализу. Анализ этот уместно вести по Лаврентьевской летописи как наиболее близкой — текстуально и хронологически — к архетипу известия. Прежде всего, очевидно, что Городец и его округа подверглись нападению одного из самостоятельно действовавших отрядов, рассыпавшихся по территории Владимирского великого княжества после взятия столицы. Происходило это в феврале 1238 г.; от Владимира-на-Клязьме до Городца конный отряд, скорее всего, двигался сухим путем (путь по льду рек Клязьмы, Оки и Волги менее вероятен, так как расположенный в устье Клязьмы Гороховец был разорен татарами через год). Судя по употреблению глагола «плѣниша», нападение монголов на Городец завершилось его захватом; о степени последующего разорения города можно только догадываться. Известно, что монголы уничтожали города, пытавшиеся оказать сопротивление, и безжалостно истребляли их население, но в случае добровольной сдачи и изъявления покорности разорение могло оказаться не столь опустошительным [101]. Быстрота и легкость, с которой отдельные отряды захватили 14 городов Ростово-Суздальской Руси за один только февраль 1238 г., свидетельствует о том, что серьезное сопротивление монголам оказано не было. Причина, скорее всего, не столько в многочисленности монгольских отрядов, сколько в малочисленности самих защитников городов: полки ростовские и суздальские находились в стане великого князя Юрия Всеволодовича на Сити, так что оборонять города было по сути некому. В этих условиях даже не слишком большие конные отряды имели подавляющий численный перевес, а военное искусство монголов, в том числе при штурме городских укреплений, в комментариях не нуждается.

Интересно другое: рассказывая о захвате монголами Городца, летописец упоминает и о прилегающей к нему округе («плѣниша всѣ по Волзѣ»). Под выражением «всѣ по Волзѣ» здесь нет оснований понимать крупные поволжские города, ставшие центрами удельных княжеств (такие, как Ярославль, Углич, Тверь, Кострома). Хотя в летописном фрагменте упоминанию Городца и предшествует Ярославль, но указанный здесь же Ростов и названные далее Переяславль и Торжок не могли именоваться поволжскими; Тверь добавляется в более поздних версиях «Повести о нашествии Батыя» (наряду с не-поволжскими Юрьевом, Дмитровом и т. д.), так что контекстуальной связи с Городцом не имеет. А летописное указание на путь татарских отрядов («на Волгу на Городець») позволяет в итоге заключить, что выражение «всѣ по Волзѣ» означало для летописца и его современников Городецкую округу. Видимо, это был довольно большой регион («даже и до Галича Мерьскаго»), центром которого в тот период был Городец-на-Волге.

Такое понимание летописного текста подтверждается и тем, что известно о русских поселениях в Среднем Поволжье к первой трети XIII в.: в понятие «Городец и все по Волге» должны были входить Унжа и Юрьевец, Корякова слобода и Белогородье, заселявшиеся из Городца и к нему «тянувшие» [102]. Судя по летописным известиям 1220–1221 гг., рассмотренным выше, от Городца административно зависел и Новгород Нижний, не успевший за полтора десятка лет своей начальной истории приобрести самостоятельное значение и оформиться как центр региона.

Собственно, именно это обстоятельство и может объяснить причину отсутствия «Новагорода на усть Окы» в перечне городов великого княжества Владимирского, захваченных монголо-татарами. Основанный незадолго перед нашествием и не имевший достаточно времени для развития, Нижний Новгород, скорее всего, был мимоходом захвачен татарским отрядом, налетевшим на Городецкую округу, и, как неотъемлемая часть этой округи, удостоился лишь обобщенного упоминания в летописном выражении «и все по Волзѣ плѣниша». Невозможно выяснить, сопровождался ли захват сожжением города и истреблением его населения, но предположение, что Нижний Новгород во время нашествия Батыя не пострадал, все же маловероятно [103]Сохранилось позднее известие о судьбе города во время Батыевщины, читающееся в Большаковском летописном сборнике 1671 г.: «На сего же Юрья поганы(й) царь Баты(й) приде Болшие орды и взя Володимер в мясное заговенье в лета 6745 и убиша дву сынов Юрьевых Мстислава и Всеволода, изсекоша вся сущая во граде и окрест, и Нижней огнем сожгоша [выделено мной. — Б.П .]» [104]. Это единственная в известных ныне летописных памятниках запись о сожжении Нижнего Новгорода монголо-татарами в годы нашествия Батыя. Позднее и к тому же нижегородское происхождение Большаковского сборника позволяет подозревать его составителя в добавлении этих слов в текст известия. Не исключено, что редактор мог опираться на какие-то местные предания о Батыевщине, однако фольклорные источники не слишком достоверны спустя четыре столетия после событий. И все же свидетельства письменных источников — как древние своды, так и поздние компиляции — позволяют утверждать, что все русское Поволжье (включая Новгород Нижний) подверглось разорению в том страшном феврале 1238 г.