Борис Пудалов - Русские земли Среднего Поволжья (вторая треть XIII — первая треть XIV в.)

Компилятивный характер носит статья под 6819 г. в составе Владимирского летописца. Годовая статья здесь включает в себя четыре известия: 1) о попытке похода князя Дмитрия Михайловича на Нижний Новгород (текстуально близко к Симеоновской, но с уточнением «Нижний», и к своду 1479 г., но без союза «и»); 2) кратко о походе на емь; 3) о поставлении Прохора вместо Семиона на Ростовскую кафедру; 4) о строительстве каменной церкви св. Владимира новгородским архиепископом Давыдом [457]. Следовательно, источником годовой статьи Владимирского летописца были летописи типа Троицкой-Симеоновской (или свод 1479 г.) и Новгородской IV. Компилятивный характер обнаруживает и статья под 6819 г. в Никоновской летописи. Здесь известие о действиях князя Дмитрия Михайловича — первое в годовой статье: «Въ лѣто 6819. Князь Дмитрей Михайловичь Тверский собравъ воиньства многа, хотя ити на Новградъ Нижний, и не благослови его Петръ митрополитъ столомъ въ Володимери. Онъ же отстоавъ три недѣли въ Володимери, собрався съ силою многою, биа челомъ Петру митрополиту, да его разрѣшитъ. И тако разпусти воя своя, и идоша кождо въ свояси» [458]. Несмотря на обычные для Никоновской риторические обороты (впрочем, здесь сравнительно краткие), текст известия обнаруживает отчетливую зависимость от летописи типа Троицкой (добавлено лишь уточнение «Нижний» к названию города). Примечателен здесь пропуск имени князя Юрия, в чем отчетливо видна рука редактора-москвича. Далее следует известие о поставлении Прохора вместо Семиона на Ростовскую кафедру (также заимствовано из Троицкой), а затем краткое сообщение о пожарах в Новгороде (источник — Новгородская IV). Текст годовой статьи Никоновской летописи практически без изменений был воспроизведен В.Н. Татищевым [459].

Проведенный сопоставительный анализ позволяет проследить историю текста интересующего нас известия, определить его происхождение и восстановить первоначальное чтение, а на этой основе реконструировать события, происходившие в 1311 г. Становится очевидным, что все варианты известия, читающиеся в различных летописных памятниках, имеют единый источник — архетип, к которому они восходят (прямо или опосредованно). Судя по взаимоотношениям вариантов, наиболее близок к первоначальному текст, читающийся в Троицкой летописи. Происхождение этого текста, как и всего общерусского свода кон. XIV — нач. XV вв., судя по содержанию, надо связывать с кафедрой митрополита — союзника московских князей. Иных версий (новгородской, тверской) событий 1311 г. не сохранилось: о несостоявшемся походе князя Дмитрия Михайловича молчат и Новгородская I, и Рогожский летописец с Тверским сборником. Это обстоятельство следует учитывать при реконструкции самих событий.

Прежде всего, необходимо ответить на вопрос: какой Новгород был целью несостоявшегося похода? В Троицкой и Симеоновской летописях, а также в весьма ранних сводах 1493 и 1495 гг. город назван просто «Новгород»; в последующих сводах он именуется «Нижний Новгород». Следуя уточнению поздних сводов, в науке сложилась традиция считать целью Дмитрия Михайловича Новгород Нижний [460], хотя летопись Новгородская I сообщает под следующим 6820 г. о конфликте Михаила Ярославича с Новгородом [461], и, видимо, это обстоятельство (в сочетании с чтением Троицкой) побудило Н.М. Карамзина считать целью юного князя Дмитрия все же Новгород Великий [462]. На вопрос о городе-цели военных приготовлений князя Дмитрия доказательно ответил В.А. Кучкин, обративший внимание на то, что полки для похода «на Новгород» собирались во Владимире-на-Клязьме. Именно это доказывает, что целью похода был Новгород Нижний: совершенно очевидно, что для похода на Новгород Великий тверской князь собирал бы полки в Торжке [463]. Удобство путей сообщения — речного (по Клязьме и Оке) и сухого (на Городец) — легко и быстро выводило полки, собранные во Владимире, к Новгороду Нижнему. Уточнение «Нижний» в приложении к названию «Новгород», как обычно, отсутствует в ранних летописных сводах, но появляется в сводах более поздних («Новгородско-Софийском», московских великокняжеских), что свидетельствует о понимании древнерусскими летописцами объекта готовившегося нападения. Отсутствие этого уточнения в Троицкой и Симеоновской, а значит, и в их протографе (общерусском своде кон. XIV — нач. XV вв.) следует рассматривать как признак составления рассматриваемого известия не позднее втоР. поЛ. XIV в. (в более поздний период Новгород Нижний и Новгород Великий последовательно различались в письменных памятниках). Реально же запись была сделана митрополичьими летописцами, вероятно, сразу после событий 1311 г.

Далее, закономерен вопрос о характере действий князя Дмитрия. В Троицкой летописи, а также в некоторых более поздних сводах сказано о том, что князь «собравъ воя многи, и хотѣ ити [выделено нами. — Б.П .] ратью къ Новугороду». В летописях «новгородско-софийской» группы и зависящих от них говорится более решительно: «събравъ воя многы и прииде ратию [выделено нами. — Б.П .] на Нижнеи Новъгородъ». Судя по дальнейшему изложению, первоначальным, конечно, надо признать чтение Троицкой летописи: князь Дмитрий лишь намеревался идти в поход, но не сумел осуществить своего намерения. Речь в известии идет о военных приготовлениях, сам поход так и не состоялся.

Летописное известие под 6819 г. объясняет и причины неудачи приготовлений: митрополит Петр не благословил Дмитрия. И вот тут возникает третий вопрос: на что не было дано благословение? Наиболее ранние своды содержат уточнение: «не благослови его Петръ митрополитъ столомъ въ Володимери [выделено нами. — Б.П .]» (так в Троицкой, летописях «новгородско-софийской» группы, Сокращенных сводах 1493 и 1495 гг., своде 1472 г., Никоновской, но выделенного нами уточнения нет в Ермолинской, своде 1479 г. и восходящих к нему памятниках). Объяснить это уточнение оказалось затруднительно: по замечанию А.Е. Преснякова, «Воскр[есенская] выпустила слова «столом во Володимире», может быть, потому, что они ее редактору были столь же мало понятны, как и нам» [464]. Все же ученый предлагал два объяснения смысла этого известия: «либо поставлен был вопрос о преемстве на великом княжении по Михаиле (что мало вероятно), либо митр[полит] Петр своим неблагословением воспрепятствовал кн. Дмитрию осуществлять от имени отца функции великокняжеской власти». А.Е. Пресняков отверг мнение Е.Е.Голубинского о необходимости для Дмитрия «оберегать великокняжеские права его отца»: «Едва ли допустимо предположение, что слова «не благослови столом в Володимери» означают попытку митрополита передать великое княжение Юрию…» [465].

По нашему мнению, владычное благословение «столом во Владимире» призвано было легитимировать Дмитрия Михайловича как соправителя отца — великого князя владимирского, и тем самым подтвердило бы право юного княжича не только предпринять военный поход (вряд ли для этого требовалось благословение митрополита), но и собрать рати князей Владимиро-Суздальской земли. Отказ митрополита Петра благословить «столом во Владимире» привел к тому, что все действия Дмитрия становились частным делом тверского княжича, а его распоряжения — необязательными для исполнения князьями ростовскими, стародубскими, суздальскими и иными; к тому же для этих князей в случае ханского гнева за военные действия в городе на Волжском пути исчезала возможность «кивнуть» на приказ великого князя. Поэтому понятно, почему решение митрополита Петра оказалось роковым для всех приготовлений Дмитрия Михайловича. Очевидной становится неубедительность довода Н.М. Карамзина, относившего известие «к позднейшему времени»: юный тверской княжич Дмитрий Михайлович «не искал при отце великокняжеского достоинства», но выступал здесь как исполнитель воли великого князя во время его отсутствия.