Валентин Янин - Музей как лицо эпохи

Если говорить о жизни купеческого дома в ХIХ столетии Замоскворечья, то она была весьма насыщенной. Нужно было следить за всеми людьми, которые работали в хозяйстве, за домашними животными, за состоянием сада и огорода. Так как конторы купцов в основном располагались по другую сторону реки, около Кремля, нередко наиболее важные переговоры проходили непосредственно в доме самого купца, и необходимо было создать соответствующую обстановку, не ударить в грязь лицом. От этого часто зависело решение, важное для хозяина дома. Это было главной заботой хозяйки, и весь дом, все чада, домочадцы, прислуга трудились под ее недремлющим оком.

Увы, к глубокому сожалению, собственного дома Тропинина не существует, причем достаточно давно, уже более века. Он был снесен еще в начале ХХ столетия. Да и сам художник переехал в него лишь в последние годы жизни и прожил в нем не более двух лет. После смерти сына художника Арсения Васильевича Тропинина, который не имел наследников, этот участок земли оказался выморочным, и уже в начале ХХ века предприимчивый купец М. М. Малышев скупил несколько прилегающих небольших участков земли на углу Большой Полянки и Второго Спасоналивковского переулка. По его заказу на этом месте был выстроен огромный по меркам того времени доходный дом в стиле модерн, который находится сейчас по адресу: Большая Полянка, дом 44/2. Именно он и занимает сейчас территорию, на которой находился дом, принадлежавший В. А. Тропинину.

«ЗНАНИЕ — СИЛА» № 3/2017

Знаменитый московский пожар 1812 года оставил заметный след в истории старой столицы, да и всей России. До сих пор ведутся споры: кто и почему поджег город? Ученые едины в одном — пожар стал одной из главных причин гибели наполеоновской армии в русских просторах. Пожар стал настолько впечатляющим и символическим актом воздействия на умы современников, что в тени остались действия по ликвидации последствий пожара и восстановления Москвы. Причем москвичи явно разделяли прежнюю белокаменную столицу, существовавшую до 1812 года, от возникшей из пепла, вновь отстроившейся Москвы, и в обиход даже вошло новое выражение «допожарная Москва».

Древняя столица России до 1812 года являлась крупнейшим экономическим и культурным центром империи с населением около 280 тысяч человек. Архитектурный облик города сформировался в столетии под влиянием известного русского зодчего Матвея Федоровича Казакова. В то же время, Москва сохраняла и элементы архитектуры прошлых столетий. Тесная застройка перемежалась с садами и огородами, примыкавшими к домам. Живая старина русского Средневековья соседствовала с общественными и частными зданиями, построенными по самым модным тогда канонам классицизма. Первопрестольная представляла из себя «целое море кривых и узких улиц», сеть закоулков и переулков. Современники считали, что это был «исполинский город, построенный великанами, башня на башне, стена на стене, дворец возле дворца».

Рядом с кремлевскими стенами и златоверхими соборами раскинулся Китай-город — средоточие московской торговли: гостиные дворы, различные лавки, грязные лабазы, харчевни. Рядом со стародавней архитектурой купеческой Москвы красовались дворянские особняки с белыми колоннами, широкими дворами, флигелями, парками и садами, больше напоминавшими помещичьи усадьбы, случайно заброшенные в городские кварталы. Эти полторы тысячи дворцов доминировали над прочей Москвою, ослепляя своим внешним блеском и роскошью. Город являлся сезонной «резиденцией всего русского дворянства», своеобразным сборным пунктом русских помещиков, съезжавшихся на зиму в Москву из своих деревень. Это составляло часть образа жизни благородного сословия, одни приезжали во вторую столицу по установившейся привычке скоротать долгую зиму, а многие просто «себя показать и на других посмотреть». Причем, дворянские дворцы перемежались с жалкими лачугами и сараями, где ютились их дворовые люди и оброчные крестьяне, отпущенные господами на заработки в столицу. Тут же встречались скромные жилища ремесленников, мелких чиновников и разночинцев, которые, в отличие от дворян, жили в городе практически безвыездно.

В отдельных кварталах, где исстари оседали немцы, татары, грузины, армяне и представители других национальностей, в архитектуре чувствовались национальные особенности этих народов. Картину оживлял золотой блеск множества куполов православных храмов. Недаром Москву издревле называли «сорок сороков», то есть 40 церковно-административных округов. Отсюда многие ложно считали, что в городе находилось 1600 церквей и соборов. На самом деле их было не такое большое количество — всего 329 церквей. Но это тоже весьма впечатляло людей, впервые попадавших в город. Сочетание стилей и образов жизни, соседствовавших между собой разных социальных и национальных групп придавало городу неповторимый колорит «странного смешенья древнего и новейшего зодчества, нравов европейских с нравами восточными».

В 1811 году в Москве, «разнообразной, пестрой и причудливой, как сама природа», насчитывался 9151 дом, из них 2567 домов каменных и 6584 деревянных. После кровопролитного Бородинского сражения, предопределившего сдачу древней столицы, наполеоновские войска 2 сентября (по старому стилю) 1812 года вошли в город, оставленный его жителями. Французы, избалованные классическими постройками прославленных зодчих Парижа, были поражены прекрасной панорамой плененной Москвы. Так, один из наполеоновских офицеров следующим образом описал свои впечатления при въезде: «…меня охватило удивление, смешанное с восхищением… почти все дома оказались кирпичными и самой изящной и самой новой архитектуры. Дома частных лиц похожи на дворцы, и все было богато и великолепно».

Но самым большим сюрпризом для французов оказался массовый исход москвичей из города вместе с русскими войсками. Из жителей осталось около 10 тысяч человек. В ночь с 2 на 3 сентября вспыхнул страшный пожар, который продолжался вплоть до 5 сентября. Первопричиной возгорания послужили организованные русскими взрывы военных складов и поджоги, осуществленные специально оставленными командами из чинов московской полиции и чернью. Вступили также в силу другие факторы: теснота деревян ных построек, отсутствие воды и пожарных труб, вывезенных из города, усилившийся ветер, действия французских мародеров. «Потоки огня, — писал один из очевидцев, — несутся по всем кварталам, все слилось в один пожар. Волны пламени, колеблемые ветром, образуют как бы огненное море, взволнованное бурей. Днем облака дыма сливаются в густую тучу, заслоняющую солнце, ночью пламя пробивается через черные столбы, далеко освещая все зловещим светом».