Саймон Рейнольдс - Ретромания. Поп-культура в плену собственного прошлого

ВСПОМНИТЬ ВСЁ

Создатели MP3 опирались на то, что мы по большей части слушаем музыку невнимательно и в далеко не идеальных обстоятельствах. По Штерну, MP3 был создан из предположения, что слушатель параллельно всегда вовлечён в какую-то деятельность (работа, общение) или находится в шумной обстановке (общественный транспорт, машина или людная улица). «MP3 создан для массового потребления, быстрого прослушивания и быстрого восприятия», — рассуждает он. Так же как концентрат не является напитком, которым можно наслаждаться, сжатый и сухой звук MP3 не предназначен для того, чтобы ласкать вам слух. Звуковой эквивалент фастфуда, MP3 является идеальным звуковым форматом в наше время, когда один микротренд незамедлительно сменяется другим, когда вокруг циркулирует бесконечное множество подкастов и диджейских миксов, которые всё больше поглощают наше внимание.

Очень многие достижения цифровой эры предназначены для того, чтобы управлять временем: свобода быть невнимательным или прерывать телевизионные программы (пауза и перемотка), возможность отложить просмотр программы на более удобное время (записывающие DVD, TiVo). Появление первых C'D-плееров в середине восьмидесятых стало первым подобием того, как музыка преобразится в век цифровых технологий.

В отличие от проигрывателей и большинства кассетных магнитофонов, CD-плееры обычно управлялись дистанционно. Проигрыватели пластинок — громоздкие механические устройства, которые, чтобы воспроизвести звук, должны бороздить виниловое полотно, CD-плеер же, в свою очередь, обрабатывает данные, что позволяет легко останавливать и перезапускать, перескакивать на какой-то конкретный трек и тому подобное. CD-плеер давал возможность продлить время прослушивания, не надо было прерываться, чтобы открыть дверь или сходить в туалет, он позволял незамедлительно перейти к любимой композиции или даже конкретному её отрывку. Пульт управления для CD-плеера аналогично пульту дистанционного управления для телевизора вывел прослушивание музыки на уровень перескакивания по каналам.

Это была заря новой цифровой эпохи, новой модели восприятия, того, в чём мы сейчас живём. И с расширением наших потребительских прав и возможностей сила искусства всё ослабевала и всё меньше привлекала наше внимание, до практически полной эстетической капитуляции. Мы многое приобрели, но ещё больше потеряли. Кроме того, стало совершенно ясно, что хрупкое время сетевой жизни негативно сказывается на нашем психологическом состоянии — мы становимся нервными и неспособными сосредоточиться и насладиться моментом. Мы всегда сами себя обрываем на полуслове, обрываем наш опыт.

Не только время повлияло на это, но и пространство. Истинная ценность «здесь» так же уничтожена, как и «сейчас». Исследования Ofcom, антимонопольной службы, надзирающей за британским телевещанием, показали, что люди по-прежнему собираются у экранов телевизоров для семейных просмотров, но только отчасти, так как параллельно они блуждают по сайтам на своих ноутбуках или других устройствах. Они погружены в социальные сети, даже когда находятся в лоне семьи, — этот тревожный синдром уже окрестили «сетевым коконом». Подобно тому как интернет проникает в поры прошлого, интимное пространство семьи подвергается вторжению внешнего мира посредством потоков телеметрической информации.

Последние годы минувшего десятилетия характеризовались бурным всплеском статей о том, как пагубно виртуальная жизнь влияет на способность концентрироваться, а также переживаний людей, которые пытались покончить с пристрастием к интернету, постоянно выходя из Сети.

ВСПОМНИТЬ ВСЕ

Николас Карр в своём знаменитом эссе «Google делает нам тупыми?» для журнала The Atlantic в 2008 году с горечью написал

0 том, как из «пловца в море слов» он деградировал до уровня «скользящего на гидроцикле по водной глади». При этом он привёл цитату медика-блогера Брюса Фридмана, который жаловался на то, что образ его мышления был низведён до подобия «стаккато»: «Я больше не в состоянии прочесть „Войну и мир“, я просто физически на это не способен. Даже пост, в котором больше трёх-четырёх параграфов, стал непосильным объёмом информации — я пробегаю их по диагонали».

Эссе Карра, которое он опубликовал в 2010 году в книге «Пустышка. Что интернет делает с нашими мозгами», породило огромное количество комментариев, часть из которых характеризовала его как последователя луддитов и Гутенберга,

1 ю чаще просто вторили ему, соглашаясь, что интернет негативно влияет на способность сосредотачиваться и мешает получать наслаждение. Мэтью Коул в своих текстах для интернет-журнала Geometer ссылался на Карра, комментируя гиперссылки («is отличие от классических сносок, они не просто указывают I la относящиеся к теме работы, но и непосредственно приводят вас к ним»), чтобы охарактеризовать сетевую жизнь в терминах вроде «постоянное состояние недорешения»; неуверенное блуждание и поверхностное ознакомление, которое даёт «иллюзию действия и принятия решения», но на деле является просто одной из форм паралича.

Зачастую такая легкомысленная форма отвлечённости являет-

< я естественной реакцией на чрезмерную свободу выбора. Ужа-

< лющие (для писателей) фразеологизмы вроде «много букв — не читал» каким-то чудом до сих пор не дополнились «много туков — не слушал» или «много кадров — не смотрел», но, кажется, это всего лишь вопрос времени, так как многие из нас уже могут заметить за собой привычку перематывать ролики

на YouTube. Дефицит внимания — именно так можно назвать это почти болезненное состояние, но, как и многие болезни и дисфункции развитого капитализма, причины этих симптомов не внутри больного и не его вина, они обусловлены окружающей нас средой. Наше внимание рассеяли, заманили, завлекли. Применительно к музыке нет аналогичного понятия «прочитать по диагонали» — ты не можешь прослушать музыку на убыстренной скорости (хотя можно перемотать вперёд, остановить, прервать и никогда больше не найти то место, на котором остановился). Но можно слушать музыку и делать что-то ещё параллельно: читать книги или журналы, блуждать в интернете. Эссе Карра утверждает, что такое потребительское отношение к музыке и литературе приводит к тому, что эти формы искусства теряют свою силу, не оставляют в наших умах и сердцах следа.

Преобразования времени и пространства, которые произошли с появлением интернета, исказили наше мироощущение, изуродовали нас прожорливостью. Драматург Ричард Форман использовал образ «людей-блинов», чтобы описать, каково это быть «расплюснутым и размазанным, подобно тому, как мы “уплощаемся” получив безграничный доступ к информации ценой нажатия всего одной кнопки». Он противопоставляет это состояние богатому внутреннему миру, созданному самостоятельно, преимущественно благодаря литературе, где личность сложна и многогранна. Сейчас, сидя перед монитором, я чувствую, как «уплощаюсь» и растягиваюсь под грузом доступных возможностей. Я и монитор моего компьютера — одно целое; многочисленные сайты и окна, открытые одновременно, прекрасно дополняют картину «перманентного рассеянного внимания» (термин, который был предложен руководителем Microsoft Линдой Стоун, чтобы описать фрагментарность сознания, вызванную многозадачностью). Это наша действительность, которая, как мне кажется, на самом деле стала плоской, а «здесь и сейчас» сменились многочисленными порталами в «куда-либо ещё» и «когда-либо ещё».