Николь Лоро - Разделенный город. Забвение в памяти Афин

Разумеется, придет время, когда будут констатировать медлительность божественного возмездия, и для моей темы, конечно же, небезразлично, что одна из судебных речей, произнесенных после амнистии 403 года, содержит невозмутимое утверждение по этому поводу. Я имею в виду «Параграфэ против Каллимаха» Исократа. Ответчик, считая, что его противник нарушил амнистию, возбудив против него процесс, произносит похвалу paragraphē , этому «возражению о неприемлемости», с помощью которого обвиняемый мог помешать проведению процесса, противоречащего клятве «не припоминать прошлого»; эта процедура, говорит он, недавно введенная «умеренным» Архином, нацелена на то,

чтобы люди, осмеливающиеся припоминать прошлое зло [ hoi tolmōntes mnēsikakeīn ], не только были изобличены как клятвопреступники [ epiorkoūntes ] и не только от богов должны были ждать наказания, но также чтобы они были наказаны штрафом немедленно [ parakhrēma ] [428] Исократ. Против Каллимаха, 3. .

Как несложно заметить, афинянин конца V века, которому необходимо обеспечить соблюдение клятвы забыть прошлое, тому «немедленно» ( autíka ), что у Гесиода выражало мгновенную действенность клятвы, предпочитает «немедленно» ( parakhrēma ) гражданского правосудия; но это не отменяет того, что, даже будучи упомянутым ради приличий, божественное правосудие по-прежнему считается способным однажды настичь клятвопреступника своей карой: свидетельство – если в нем есть необходимость – тому, что для граждан-судей афинского трибунала еще не настало время, когда чисто человеческая кара сможет полностью заменить собой божественный гнев. Или, выражаясь иначе, что в клятве mē mnēsikakeīn «заклинательная сила словесного ритуала» все еще считается способной самостоятельно совершить свое карательное действие.

Так что если hórkos регулярно становится «заточающей связью» или, как говорил Эмпедокл, «запечатыванием» [429] См. Гесихия, толкующего hórkoi как desmoí sphragīdos , с комментарием Шантрена (DÉLG, s. v. hórkos ); Эмпедокл. DK B115: katesphrēgisménon . Об этимологическом родстве hórkoi с hérkos , «оградой», см.: Glotz G. Le serment. P. 99. , это потому, что сам клянущийся таким образом заточает себя, когда схватывает себя в нацеленном против себя проклятии, в силу которого, если он отступится от клятвы, «данная им клятва […] преследует и терзает его, ибо […] именно она послужила поводом для его преступления» [430] Эсхин. Против Ктесифона, 233. . Именно на силу таких представлений, многократно засвидетельствованную даже в самом зените классической эпохи, я опираюсь, чтобы связать могущество клятвы не столько с «сакрализирующим предметом», которого касается клянущийся в момент произнесения проклятия – Бенвенист хотел бы отождествить с этим предметом клятву в целом [431] Бенвенист: «Дело здесь не в способе речи. Буквальная интерпретация заставляет отождествить hórkos с неким объектом… каждый раз принципиально важен сам объект, а не акт высказывания». И тем не менее лингвист не может до конца отрицать могущество речи, в связи с которым он снова говорит об акте . См.: Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. С. 338–339. Цит. с изм. , – сколько с самим произнесением слов, которые невозможно «отсказать» [432] См. выше главу I. . Чтобы это доказать, достаточно было бы трагической функции Эриний у Эсхила: они сами представились как носящие в подземном мире имя Проклятий ( Araí ) [433] Эсхил. Эвмениды, 417; скорее всего это настоящее имя (к тому же они употребляют перфект keklēmetha [мы зовемся. – Примеч. пер. ]; ср.: Ruijgh C. J. Observations sur l’ emploi onomastique de «keklesthai» vis-à-vis de celui de «kaleisthai» notamment dans la tragédie attique // Miscellanea tragica in honorem J. C. Kamerbeek / Éds J. M. Bremer, S. L. Radt, C. J. Ruijh. Amsterdam: A. Hakkert, 1976), поскольку подземный мир является их местом, а кроме того, Афина в своем ответе рассматривает его как аутентичное (418: kledónast’ eponýmous ). Стоит упомянуть, что одна погребальная надпись в Неокесарее (Pouilloux, 52, ст. 12) определяет персонифицированную Ará в качестве «самой древней из божественных сил [ daimónon ]». , и именно их Афина должна убедить не проклинать Афины после окончания процесса над Орестом:

Тем самым от них требуют просто-напросто отречься от своего языкового бытия: не бывает проклятия, чьи ужасающие эффекты не сказывались бы на фертильности женщин, стад и земли – ведь именно язву, гибельную как для растений, так и для человеческих детей, Проклятия и в самом деле призывают на Афины [435] Там же. 812–818. В «Плакальщицах» (281) leikhēn [злокачественная болезнь; перен. – пагуба. – Примеч. пер. ] также является результатом гнева Аполлона, способного спустить с цепи неистовство Эриний (283–284). , произнося «тщетные» для города слова, – «тщетные», потому что их плодом должна была быть смерть. Таким образом, самим вниманием, уделяемым религиозному могуществу высказывания, эсхиловская трагедия обнажает тайный закон ará [436] Проклятье, беда, несчастье ( греч. ). – Примеч. пер. , который фразеология реальных клятв скрывает, упоминая благо перед злом: согласно этому закону в глубине проклинающих слов уже действует смертельное бесплодие [437] Это то, что Вернан и Детьен называют «магическо-религиозной речью», см.: Vernant J. - P. Les origines de la pensée grecque; Detienne M. Les maîtres de la pensée grecque. Аналогичным образом, hýmnos désmios («связывающий гимн») Эриний («Эвмениды», 306) отсылает к фразеологии магических табличек с проклятиями. – и с такой силой, что, если судить по «Эвменидам» и «Просительницам», любое благословение всегда может прийти лишь вторым [438] Об этой логике см.: Loraux N. Sur un non-sens grec. , как переворачивание первоначального проклятия [439] Благопожелания Эриний Афинам слово в слово переворачивают ( apennépo: 958) их проклятия («Эвмениды», 937–945; 956–967), а пожелания Данаид Аргосу заменяют собой проклятия, которые они навлекли бы, если бы народ их отверг («Просительницы», 998–1074). .

Итак, давайте взглянем на проклятие, с помощью которого каждая клятва, предвосхищая свое возможное нарушение, заранее натравливает неверного клянущегося на самого себя. Широко применяя клятвы, чтобы основать или укрепить связь сообщества, города и существующие в них социальные и политические группы совершенно не склонны недооценивать важность этого речевого акта, чье могущество таково, что один закон Тасоса о подавлении подрывной деятельности дважды открыто оговаривает, что если доносчик является участником заговора – точнее, скрепленного клятвой сговора ( synomosía ), – то он не подпадает под удар проклятия [440] Pouilloux, 31 (закон о подавлении антиолигархических происков): mēdè en tēi eparēi ésto. .