Лев Гумилёв - Татаро-монголы в Азии и Европе

В этих легендах нашло отражение какое-то противоречие, возникавшее между Чингис-ханом и его братьями. Так, в легенде о старце с луком и стрелами рассказывается, что Чингис-хан превратился в старца для того, чтобы проучить своих братьев, говоривших непозволительные речи:

Взяли непочтительные братья лук и стрелы, а натянуть тетиву не смогли. Старец же выстрелил и, попав в скалу, расколол ее надвое. И тут-то братья поняли, что не старец был перед ними, а сам Чингис, принявший вид смиренного старика. То перед Чингисом появляется странный зверь-единорог и преклоняется перед ним, останавливая его от похода в индийскую землю [2350]. Эта легенда интересна тем, что затрагивает тему завоевательных походов Чингис-хана. Как это ни странно, но указанная тема не получила развития у монгольских историков. Даже в «Секретной истории монголов», написанной через 13 лет, а возможно и раньше, после смерти Чингис-хана, о широком фронте завоевательных его походов сказано довольно кратко. Описания походов, длившихся более семи лет, во время которых были пройдены огромные расстояния, завоевано несколько больших государств, занимают всего лишь восемь параграфов [2351], из коих самый большой § 260 содержит только рассказ о гневе Чингис-хана на своих сыновей Джучи, Чагатая и Угэдэя за то, что они, захватив богатый город Ургенч, поделили добычу между собой, не оставив Чингис-хану его части.

В других же летописях XVII в. эта тема завоевательных походов почти не затрагивается, в лучшем случае упоминаются названия покоренных стран, да и то в искаженном виде. В «Тайной истории монголов» перечислено 11 названий покоренных в западных странах народов, в том числе «orosat» — «русские», «bular» — «волжские булгары» и др. Среди этих 11 имеется и название «kerel», что является не этническим именем, а искажением титула «король» и обозначает земли венгерского короля. Эту же путаницу повторил и летописец Лубсан Данзан, имевший в своих руках монгольский текст «Тайной истории монголов». При перечислении завоеванных народов Лубсан Данзан отметил десять названий, но сохранил слово «kerel». В других летописях XVII в. этого перечисления нет. Были прочно забыты обширные земли завоеванных Чингис-ханом стран. По-видимому, для монгольских историков XVII в. было важно отметить деятельность Чингис-хана как объединителя монгольских племен, как организатора Монгольской империи. Завоевательные же походы на Запад не привлекали их внимания, рассказы о походах исчезали из памяти народной также и потому, что простые монголы-воины, совершавшие походы, частично оставались в чужих, захваченных странах, а те, кто вернулся, были вовлечены в новые войны. Не передавались рассказы из поколения в поколение о далеких походах, так как в наступившие времена война сменяла войну, хотя бы и меньшего размера. В этом забвении было и какое-то осуждение прошлого.

Таково было отражение образа Чингис-хана в средневековой литературе монголов XIII–XVII вв.

Историческая роль Чингис-хана весьма противоречива: положительные и отрицательные стороны его деятельности были неоднократно предметом исследований историков и вызывали споры и различные оценки. В трудах средневековых монгольских историков, в эпических произведениях монгольского народа ярко отражались и личность Чингис-хана и его деятельность. Не только историки покоренных стран, как, например, Рашид ад-Дин, Ибн ал-Асир, Джувейни, Киракос и другие, много уделявшие внимания разрушительным результатам монгольских завоевательных походов, но и свои монгольские летописцы не смогли пройти мимо отрицательных моментов в деятельности и характере Чингис-хана. Однако для монгольского народа в феодальные времена, в тяжелые годы завоевания монголов маньчжурской династией образ Чингис-хана был тем образом, который поддерживал чувство национального достоинства, образом, которым монголы гордились, память «великого предка» почитали как создателя «Единой империи Великих монголов». Эти два взгляда на значение личности Чингис-хана ясно прослеживаются в произведениях монгольского фольклора и литературы.

До сих пор остается нерешенной проблема о значении создания Чингис-ханом мировой империи. Бесспорно, «вопрос о Чингис-хане и его наследии требует объективного рассмотрения» [2352]но возможно ли таковое на современном уровне наших знаний? Казалось бы, ответ должен быть утвердительным: источники по теме изданы и переведены на европейские языки, к большинству из них приложен комментарий справочного характера, имеются библиографические сводки такого количества работ, которое не под силу прочесть самому усидчивому ученому. Однако недостает одного — критической сводки сведений. Легко сослаться на любой источник, но нет уверенности в том, что там написана правда, тем более что описания одних и тех же событий в разных источниках весьма отличаются друг от друга. Особенно это касается самой важной темы — образования монгольского государства до курилтая 1206 г., ибо внешние войны монголов изучены подробнее и точнее. Этому периоду были посвящены два сочинения XIII в.: «Алтай дебтер» («Золотая книга») и Юань-чао би-ши» («Тайная история монголов»). Первое — это официальная история, прошедшая строгую правительственную цензуру, второе сочинение, составленное в 1240 г., содержит описание событий преимущественно внутренней истории монгольского народа, что, очевидно, соответствовало целям и интересам автора. Значение «Тайной истории монголов» для этнографии и истории монголов XIII в. бесспорно, но имеем ли мы право принимать на веру все изложенное в этом сочинении и какие поправки следует внести, чтобы восстановить истинный ход событий. Если бы нам были известны биография и личные связи автора, то все было бы просто, но мы не знаем его имени. Б. И. Панкратов допускает две гипотезы: запись со слов очевидца или коллективное творчество [2353]. Еще более важно установить жанр и политическую направленность самого сочинения, но и тут нет общего мнения, что видно из разных переводов заглавия книги: «Сокровенное сказание» и «Тайная история» [2354]. Это не совсем одно и то же [2355].

Что касается политической направленности, то В. В. Бартольд считал его апологией аристократии [2356], С. А. Козин — демократии [2357], Б. Я. Владимирцов, писал, что цель сочинения «сделаться заветным преданием дома Чингис-хана, его историей, так как сказание действительно сокровенный источник рассказов о мрачных событиях, происшедших внутри одного рода, одной семьи, одной кости» [2358]. Напротив, современные монгольские ученые Ц. Дамдинсурен и М. Гаадамба [2359]полагают, что идея автора сводится к обоснованию необходимости объединения монгольских племен и проповеди торжества феодализма над родовым строем. При таком различии мнений только В. В. Бартольд [2360]и Г. Е. Грумм-Гржимайло [2361]ставят вопрос о степени достоверности источника, хотя и не предлагают решения проблемы.