Фридрих Мюллер - История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

С тех пор как существует мир, Египет не очень-то был избалован хорошим управлением. Но, без сомнения, самой гадкой из всех династий была вторая мамелюкская династия, так называемая черкесская или бурджитская. Первая, бахритская, имела свои слабые стороны, но почти до самого ее падения все еще чувствовались благодетельные влияния энергии Вейбарса и дипломатической и торгово-политической мудрости Килавуна и Насера: страна достигла благосостояния, даже богатства, народ если не был счастлив, то, по крайней мере, был менее несчастен, чем подданные большинства исламских государств. Слабость последних бахритских султанов и возрастающая непокорность мамелюков, правда, принесли здесь много несчастья еще до прибытия Тимура, и если Баркук и ввел некоторый порядок, а уступчивости его сына Фараджа Египет был обязан той завидной выгодой, что снова избег татарского разорения, то все-таки бедствия, которые причинили ему мамелюки со времени смерти первого черкесского султана, почти превышали всякие вероятия. Разницу между обеими династиями можно кратко обозначить так: во времена бахритов эмиры и войска выказывали свою необузданность и дикость по отношению друг к другу, при черкесской же династии — преимущественно по отношению к мирным жителям. Кроме того, хорошие учреждения и верные политические принципы первых попирались их преемниками столь же неразумно, сколько умышленно. Непрочность положения султана среди своих непокорных военных слуг в оба периода действительно почти одинаково неизменна. Число бурджитов, которые существовали одно столетие с четвертью, также равнялось двадцати четырем. Обыкновенно поступали здесь так: царствующий султан, чувствуя приближение смерти, назначал себе в преемники своего сына. Но тот неизменно свергался: если он был несовершеннолетним, то своим опекуном, а если он был уже взрослым, то каким-нибудь эмиром, который после этого с своей стороны напрасно снова пытался утвердить наследственное престолонаследие за своим родом.

В сущности, только пятеро из этих государей могли изъявлять претензии хоть на такую относительную власть. О Баркуке мы знаем уже достаточно; как ни были недостаточны результаты его усилий, его правление все-таки было благодетельным противодействием полному беспорядку при последних Бахритах. После его смерти все пошло вверх дном, и не только во время Тимура; сын Баркука, Фарадж, два раза свергался с престола и, в конце концов, был убит; шейх Махмудий (815–824 = 1412–1421) был человек храбрый, который во внешних дедах выступил несколько более энергично и восстановил сильно павший авторитет мамелюков в Северной Сирии, но, как и другие, не умел излечить внутренних недугов страны. Наследовавший ему после нескольких дворцовых революций Бурс-бей [310](825–841 = 1422–1438) был самый могущественный, но и самый отвратительный из этих султанов, правление его, отличавшееся блеском внешних успехов, в то же время, благодаря хищническому управлению, привело страну к обеднению. Государем, достойным похвалы, был Джакмак (842–857 = 1438–1453), которому удалось, не роняя своего достоинства, водворить порядок у себя дома и установить мир с соседями, однако он все же не смог сдвинуть мамелюкское государство с тех ложных путей, по которым оно шло. Позднее дикость солдат свирепствовала еще с большей силой, пока Каит-бей (872–901 = 1468–1496) временно не поднял свою страну. Правда, и он не был хорошим братом. Но действительно честный и добрый человек вообще не мог удержаться на такого рода троне: если же он и был достаточно жесток, то, по крайней мере, умел при этом хоть до некоторой степени держать войска в своих руках и несколько более, чем его предшественники, позаботиться о спокойствии внутри и энергичной политике извне. Вместе с ним однако действительно рушилось все; после его смерти одна дворцовая революция сменялась другою, и государство почти всецело распалось на множество эмиратств, государи которых непрестанно дрались и которых даже приближение османов могло побудить только к мгновенному и то неполному единению.

Основная ошибка этой военной аристократии — отсутствие всякого закона о престолонаследии при полном общем беззаконии — до окончательной погибели усугублялась злом, тесно связанным с этим и имевшим еще худшее действие: неправильным управлением финансами. Те, кто в настоящее время любуется одной из величайших достопримечательностей Каира, так называемыми гробницами халифов, расположенными к востоку от города, у подошвы горы Мукаттам и представляющими из себя целый город великолепных зданий, увенчанных куполами, и изящных минаретов, вероятно, редко дают себе отчет в том, что эти надгробные здания черкесских султанов хотя и служат памятниками их могущества, но в то же время представляют собой одну из главных причин его печального прекращения. Подобно древним фараонам, каждый мамелюкский государь желал иметь свой надгробный памятник, и все они, начиная с Баркука и до Каит-бея и Кансувы, осуществляли свою волю, насколько им это позволяло время их царствования. Но эти постройки стоили много денег. А так как в то же время притязания эмиров и солдат только возрастали, то доходы государства, как ни быстро увеличивалось богатство страны благодаря тому, что Килавун и его преемники поощряли и защищали индоевропейскую сухопутною торговлю, все же были недостаточны для покрытия расходов.

Вследствие этого уже при шейхе Махмуде II этой курице, несущей золотые яйца, приставили нож к горлу, а Бурс-бей, столь же своевольный, сколько неумелый, зарезал ее. Дело обстояло так плохо, что между 830 и 840 (1427 и 1437) гг. европейские торговые государства, в особенности Венеция и испанцы, энергично протестовали против злоупотребления этими мерами, а последние подтвердили свое заявление нападениями своего флота. Бурс-бей был наконец принужден прекратить свои главнейшие злоупотребления, но, конечно, никто не избавил его собственных подданных от грабительской системы. После него все же никто не вел дела столь бессовестным образом, но и лучшие из его преемников не сумели остановиться на том скользком пути, на который вступил Бурс-бей. Пока индийская торговля не могла избежать дороги через Египет или Сирию, источник благосостояния все же не совсем иссяк, но, как только открытие морского пути в Ост-Индию открыло для товаров этой страны новые пути на запад, экономическое падение мамелюкского государства стало неизбежным. Это случилось тем более скоро, что португальцы с самого первого появления своего на востоке естественно имели враждебные столкновения с мусульманскими купцами, до тех пор единственными господами на индийско-персидском море. Кажется, не подлежит сомнению, что именно магометане различного рода насилиями первые испортили отношения, которые христиане завязали с индийскими князьями.