Фридрих Мюллер - История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

В 921 (1515) г. этот округ был завоеван, династия Зуль-гадиров была совершенно уничтожена, затем в 922 (1516) г. была окончательно покорена и близлежащая Месопотамия, на которую османы нападали еще раньше. Даже сирийские и египетские эмиры не могли более скрывать от себя, что дело дойдет до их шкуры; после долгих десятилетий по крайней мере большинство из них доказали свою готовность помочь друг другу. Но, к сожалению, и теперь нашлось несколько бесчестных, которые путем измены товарищам постарались приобрести милость предполагаемого победителя: не только превосходство османской артиллерии, но и преднамеренное слишком поспешное бегство Хейр-бея — и этого не следует забывать — были причиной поражения мамелюков при Халебе 25 раджаба 922 г. (24 августа 1516 г.), благодаря которому вся Сирия перешла в руки Селима. Большинство из остальных эмиров и солдат дрались так хорошо, что показали себя достойными прежней славы этого войска, а сам султан Кансува аль-Гурий, почти восьмидесятилетний старец, пал на поле битвы: впрочем, эти люди, вообще говоря, довольно неответственные, никогда не были трусами. Теперь их нерешительность и отчаяние все увеличивались. Правда, что Туман-бей, второй государь, носивший это имя, и последний султан Египта, избранный главою всеми мамелюками, которым удалось достигнуть Каира после победы османов, был человек храбрый. Но, как часто бывает после неудач, среди знати не хватало в высшей степени нужного единодушия и самоотречения; только нехотя и колеблясь, отправились они на войну, которая предстояла им с надвигающимся Селимом. Опираясь на гору Мукаттам, возвышающуюся над Каиром на востоке, Туман-бей 29 зуль-хиджжи 922 г. (22 [323]января 1517 г.) дал бесполезную решительную битву: план его действий был выдан, его геройство и геройство его единомышленников не могли спасти мамелюкского государства, погибшего прежде всего по их собственной вине. Он, равно как и другие эмиры, не унизившиеся до перехода на сторону османов, еще отбивались некоторое время в столице или в поле, но организованное сопротивление было уже невозможно: мамелюков побивали всюду; сам храбрый государь, опять-таки благодаря измене, был предан в руки Селима, и тот, по совету низкого Хейр-бея, велел повесить его.

Так прекратила свое независимое существование своеобразная военная аристократия, которая господствовала над Египтом и Сирией свыше 250 лет. Правда, оставшиеся мамелюкские войска были реорганизованы согласно старым принципам, и впоследствии, как только турецкое центральное управление в Константинополе стало слабеть, мамелюкские эмиры начали снова играть более самостоятельную роль, пока наконец во времена Наполеона I они снова не проявили себя настоящими господами Египта. Но предварительно им нужно было гнуться перед победителем; Египет и зависящие от него округа, особенно Мекка и Медина, занятая османами в 927 (1521) г. Южная Аравия, вошли в состав султаната Стамбульского, владетель которого, благодаря Селиму I, незаконно захватившему халифат, высший духовный сан, достиг и степени главы суннитского ислама. Но раз вследствие этого вся Передняя Азия к западу от Тигра [324]вошла в состав Турецкой империи, эти страны, отныне находясь в зависимости от Турции, имеют связь с новой историей Запада. А так как последняя, естественно, выходит из рамок нашего изложения, то отныне нам следует распроститься с арабами и турками Востока.

В первой половине [325]VIII (XIV) в. в Ардебиле, одном из городов Восточного Азербайджана, жил шейх, считавшийся замечательной личностью. Его звали Исхак и прибавляли прозвище Сефи ад-Дин [326], «Правоверный». Он вел свой род от Мусы аль-Казима, седьмого имама секты дюжинников: он был Алид, и даже прямой потомок одного из тех членов этого рода, которым большинство шиитов воздавало почти божеское почитание. Такой человек, если жизнь его соответствовала столь знатному происхождению, мог быть окружен лишь всеобщим уважением шиитского народа; к тому же он был суфий, то есть принадлежал к общине тех дервишей (а быть может, был и их главою), возрастающее влияние которых, особенно усилившееся со времени упадка, нам уже известно. Когда же, приблизительно в середине этого (VIII = XIV) столетия, он умер, окруженный благоуханием святости, он передал свое звание и уважение к себе своему не менее святому сыну, шейху Садр ад-Дину («Грудь веры»). Последний, как рассказывают, жил до времен Тимура, и почтение, которым он везде пользовался, было так велико, что даже этот ужасный завоеватель искал его дружбы и при личном свидании позволил ему обратиться к нему с просьбой. Этот неэгоистичный человек Божий счел для себя самым лучшим пожелать освобождения множества пленных турок, которых Тимур только что вывел из Рума [327]. Его желание было исполнено: турки поселились около Ардебиля, и семь племен, на которые постепенно распалось их потомство, отблагодарили своего спасителя неизменной, верной преданностью его роду, который, опираясь на столь опытные в военном деле отряды, скоро мог приобрести и политическое значение (конечно, без ущерба для традиционного благочестия). Напротив того, это благочестие побудило сына Садр ад-Дина, Ходжу Али, совершить паломничество в Мекку, чтобы не отнять у этой Богом благословенной семьи ни одного атрибута ее святости; возвращаясь оттуда, он умер в Иерусалиме. О его сыне Ибрахиме известно немногое, но тем больше знаем мы о внуке его Джунейде, который играл такую роль в Ардебиле и его окрестностях, что Джехан-шах, государь Черных Ягнят, начал бояться его. Он заставил его покинуть страну; изгнанный, конечно, отправился к самому крупному противнику своего врага, к Длинному Хасану; тот принял его с распростертыми объятиями и выдал за него одну из своих сестер. Джунейд погиб (863 = 1458/59 г.) среди напрасных стараний снова стать твердою ногою между Джехан-шахом и владетелем Ширвана, граничившим с ним с другой стороны Ардебиля; сын его шейх Хайдер [328]снова вернулся к своему дяде Узун-Хасану и получил руку его дочери. Та подарила ему трех сыновей: Али, Ибрахима и Измаила, из которых последний, должно быть, родился в 885 (1480) г. [329], следовательно, уже после смерти своего деда со стороны матери. Смерть Узун-Хасана была в то же время началом погибели его царства. Дошедшие до нас отдельные известия о подробностях борьбы между его сыновьями и внуками слишком скудны и противоречивы [330], чтобы мы могли составить по ним ясное представление о последних временах Белых Ягнят. Кажется достоверно, что сын Хасана Яку-бек после нескольких столкновений взял верх, несмотря на то что не был выдающимся правителем, до самой своей смерти, последовавшей в 896 (1490/91) г., хоть до некоторой степени не давал стране распасться; но после его смерти между его братьями и сыновьями начались раздоры из-за наследства, которые повели к войнам, быстрым и насильственным переменам на троне, а так как члены семьи имели своих главных приверженцев каждый в особой провинции, то, естественно, это привело к действительному распадению всего государства на отдельные части.