Андрей Дворниченко - Русские земли Великого княжества Литовского (до начала XVI в.)

Но кто же такие люди тяглые? М.К. Любавский, изучив данные «Уставы» 1529 г. и обильные архивные данные, пришел к выводу, что тяглые люди — те крестьяне, которые работают на господарском дворе и ставят по мере необходимости подводы. [844] Ф.И. Леонтоиич посчитал, что М.К. Любавский сузил термин «тяглая служба». По его мнению, все литовско-русское крестьянство было тяглым и отличалось друг от друга лишь своими службами. [845] П.Г. Клепатский полагал, что эта полемика не имеет под собой твердой почвы, так как акты литовского периода строгой классификации населения не придерживались. В одном случае в них противопоставляются только два разряда (служебные и данные, или данные и тяглые), в другом — три (данные, служебные и тяглые). [846] Против Ф.И. Леонтовича выступил В.И. Пичета, который отметил, что большая часть данных, на которую тот ссылается, относится к 70–80-м годам XVI в., когда, действительно, под влиянием экономических условий стало намечаться слияние отдельных разрядов сельского населения в один, да и то постольку, поскольку природные условия западных и восточных волостей содействовали этому длительному процессу. К тому же Ф.И. Леонтович совершенно игнорировал данные «Уставы» 1547 г., в которых четко определено положение «тяглых». [847]

Термин «тяглый» установился только в первой четверти XVI в., хотя встречается в памятниках уже в первой половине XV в. [848] По мысли 3. Ивинскиса, до 1440 г. этот термин еще не установился, хотя население с таким статусом существовало уже и при Витовте. Причем утверждается первоначально этот термин в западных волостях, т. е. литовских, и на литовско-русском этническом порубежьс. В других районах Великого княжества этот термин употребляется в разных контекстах, и точный смысл его не ясен. [849] Итак, термин этот первоначально утверждается там, где развито было господарское хозяйство. Например, в Киевской земле, где не было развито дворное господарское хозяйство, разряд таких людей незначителен. [850] Не случайно древняя киевская люстрация, которую в этой связи проанализировал В.И. Пичета, свидетельствует, что «самый термин не успел еще установиться, что с ним пока еще по было связано определенного представления об особом разряде населения, жившем на господарских землях». [851] Интересно и наблюдение М.С. Грушевского: «…в известной нам уже описи Киевщины «тяглыми» называются люди, которые не были работниками в нашем значении этого слова, а те, в которых можем скорее всего признать работников, не носят этого названия». [852]

В чем же их повинности и каков их статус? «Повинности тягли заключались в обязательном труде на пашне ближайшего дворца господарского — известное число дней в году». [853] Но так четко было не везде и не всегда. Киевская люстрация предписывала им однодневную толоку, еще и подымщину, еще и замковые работы. В Овруцком повете человек Лазар Мошкевич «и з его сынми и з братиничи его, а поведал нам, штож деи с них одна служба, в дань они дают двадцать ведер меду и четыре ведра, а померного два гроша, а подымщины, а служба деи их тое три дни сена косят, а три дни жита жнут и иные службы служат». [854] В целом для Киевской земли можно сделать вывод, что разряд такого населения был незначительным. а тягловые повинности его легкими. [855]

Тяглые люди были вполне полноправны. Они обладали правом земельной собственности. Так, тяглые люди (2 брата и еще 8 человек) продают землю «обель вечно». [856] Более того, у них бывают сябры. [857] Отметим еще одну черту: зачастую в грамотах они называются «нашими», т. е. господарскими людьми. «Жаловали нам многие люди наши на бояр Смоленских». [858] Но прежде, чем делать выводы касательно положения тяглых, надо рассмотреть сведения о «данных».

По наблюдениям наших предшественников, «общий термин для крестьян не тяглых — данники. Общая черта их — свобода от тягли и обложение взамен этого различного рода данями». [859] В Полоцкой земле к 70-м годам XV в. наиболее велика была группа великокняжеских — «господарских» людей данных, плативших основной налог, именуемый, как и на Руси, данью. [860] Если в западных волостях данников было сравнительно мало, то восточные волости были сплошным царством данников. М.К. Любавский разделил данников на две категории; одни из них уплачивали только дань и были свободны от каких-либо иных дополнительных платежей и повинностей. Другие же, если жили в местностях, где находились господарские дворы, наравне с тяглым населением выходили на толоку, косили сено, иногда отправляли и другие повинности. [861] Но вряд ли данники широко привлекались к выполнению других повинностей. Повинности их, т. е. дань, мало изменились и во второй четверти XVI в. [862] Что же касается размеров даней, то здесь царила удивительная пестрота, что ярко отразилось и в сохранившихся инвентарях полоцкой Ревизии 1552 г. [863]

Итак, разница между данными и тяглыми людьми очень расплывчата: и те и другие несли службу, но в одном случае эта служба данная, а в другом — тяглая. [864] Но зато одно качество объединяет их в полной мере — свобода. Изучая Киевщину, М.Ф. Владимирский-Буданов заметил: «…и остальное — тяглое население стоит весьма близко к служилому: оно состоит из людей свободных, занимающих большие участки и владеющих ими… на праве наследственного пользования за дань или за подымщину». [865] С нашей точки зрения, нет досаднее ошибки, чем относить тяглых и данных к феодально зависимым с самого начала крестьянам. Это значит не видеть эволюции в их развитии.

Первоначально тяглые — это основная масса сельского населения, которая обкладывалась данью. В то же время часть этого населения обслуживала господарские дворы. Дань — натуральные платежи, которые своими корнями уходят в древнерусские времена. Не случайно тяглые, и особенно данники были носителями весьма архаических традиций. Именно там где жили данники, в неизменном виде сохранялась волостная община, «следы доисторической свободы в отношениях полов». [866] С течением времени дань из натуральной превращалась в денежную, а в конце XV — начале XVI в. дань отступала на задний план по сравнению с другими повинностями и податями. [867] Шел процесс развития господарской собственности на этих крестьян, который завершился аграрными реформами середины XVI в. Значительная часть этих крестьян попадала в состав феодальных владений. В Полоцкой земле этот процесс раздачи великокняжеских земель начался в середине XV в. Данники стали переходить в руки бояр и отчасти мещан. При этом повинности их сохранялись. Причем, вплоть до конца XV в. данники не теряли права распоряжаться, в том числе покупать и продавать ее. [868]

От всех категорий населения Руси отличались рабы. Пожалуй, впервые к изучению рабов в ВКЛ обратился Ф.И. Леонтович. [869] Эта тема не раз становилась объектом изучения и споров между исследователями. Если большинство историков признавало широкое развитие рабства как в Червонной Руси, так и в землях Великого княжества Литовского, [870] то, например, В. Гейнош считал, что Древняя Русь не знала рабства в полном смысле этого слова, а соответственно нет оснований говорить о рабстве и в Западной Руси. Что касается Галицкой Руси, то все случаи неволи он считал особой формой зависимости — служебно-приписной. Одни из историков (К.Н. Бестужев-Рюмин, М.С. Грушевский и др.) писали о решающем воздействии холопства на формирование крепостного права в ВКЛ. Другие (С. Кутшеба, В. Гейнош) уже рабов рассматривали как группу крестьян «непохожих». Внимательно изучал рабов в Великом княжестве Литовском Л.Д. Похилевич. Его исследование показывает огромную роль рабов в экономике собственно литовских земель. Нет необходимости повторять его наблюдения и выводы, тем более, что мы не ставим целью изучение собственно литовских земель. Освещая положение рабского населения «на территории бывшей Киевской Руси», он лишь ограничился ссылкой на книгу Б.Д. Грекова «Крестьяне на Руси» и согласился с его выводами о неразвитости рабства в этом регионе. [871] Однако в новейшей историографии установлено, что в Киевской Руси рабство было в расцвете. Так, И.Я. Фроянов пришел к выводу, что древнерусская вотчина основывалась на рабском, полурабском или полусвободном труде. Другими словами, все зависимое население было или на положении рабов, или двигалось от рабства к свободе и от свободы к рабству. [872] Ясно, что, получив такое наследство, земли Западной Руси должны были долгое время сохранять формы рабской зависимости. Действительно, западнорусские источники пестрят сообщениями о рабстве. Здесь мы можем увидеть полное отсутствие дискретности в развитии этого социального института. Из ряда источников узнаем о рабстве в XIII в. Знает рабов «Житие Авраамия Смоленского». [873] «Житие Ефросинии Полоцкой» под 1120 г. упоминает село с челядыо, о рабах говорит и Генрих Латвийский. [874] Все эти и другие данные источников привлекались исследователями. [875] Не со всеми их утверждениями, правда, можно согласиться. Так, трудно согласиться с мыслью А.А. Зимина о расширении имущественной самостоятельности холопов в XIII в. [876] Более широкие права были характерны для холопов со времен Древней Руси, так как происходили они из местного населения. [877] Как бы то ни было, рабство имело самое широкое распространение. Включение в рядную грамоту с князьями пункта, общего для всех грамот подобного типа на Руси, что «холопу и робе веры не няти», свидетельствует о повсеместном использовании челяди. [878] Вот материал по Полоцку. У пани Якубовой был «двор з людми и с челядью невольною» (№ 278). Челядь составляла часть движимого имущества слуг О.В. Корсака-Проселка и Мартина (№ 215). Челядь, которой владели Проселки, несомненно занималась сельским трудом. [879] Сведения источников о рабском населении можно множить до бесконечности. Нам сейчас важнее отметить другое. Ни в XIII в., ни и XV в. не менялась сущность рабской зависимости. Еще К. Яблонских отмечал, что «институт рабства в то время (начало XVI в. — А. Д. ) был отдельным, не связанным с институтом подданства… после прекращения одного зависимого отношения, второе еще оставалось… рабам и их хозяевам подданство казалось совершено не тем, что рабство». Данные источников предостерегают против оценки «неволи» начала XVI в. как «крепостного права в наиболее жесткой форме с еще сохранившимися значительными пережитками патриархального рабства». [880] По сравнению с периодом Киевской Руси рабство по своей сути мало изменилось. Мало изменились и источники рабства. Пути в рабскую зависимость перечислены в Литовском статуте 1529 г., имеющем еще очень много архаических черт. «Невольницы мають бытии четвераких причин»: 1) кто издавна находится в неволе или родились от несвободных родителей; 2) кто приведен в качестве пленных из неприятельской земли; 3) за преступление; 4) путем брака с несвободным. [881] Другие источники подтверждают действенность этих путей в рабскую зависимость. Так например, материалы по Полоцку показывают, что к рабство вел невыплаченный долг, закабаление, купля и продажа челяди, в том числе и на внешнем рынке. [882]