Арсений Насонов - Монголы и Русь. История татарской политики на Руси

В начале 60-х гг. XIII в. в монгольской империи начались смуты — борьба между Хубилаем и Арикбутой [167], золотоордынский правитель Берке, сначала как будто державший сторону Хубилая [168], поддерживал Хайду против Алгу, который изменил Арикбуге и перешел на сторону Хубилая в 1262 г. [169]Эти смуты положили начало отделению «Золотой Орды» от империи. Сведения о событиях в империи должны были быть вскоре получены на Руси.

Какой практический вывод могли сделать на Руси из указанных событий? Деятельность откупщиков на Руси была страшным народным бедствием; откупая дань, они «велику пагубу людямъ творили»: тем, которые не могли платить, они давали деньги в рост, а недоимщиков уводили в рабство («роботяще рѣзы [170]и многы души крестьяньскыя раздно [розно] ведоша») [171]. Теперь тот император, который их прислал, вел борьбу со своим соперником. Момент для призыва к восстанию мог быть благоприятным.

Древнерусское городское вече давало уже готовую форму для выражения народных настроений. Выступления городов «Ростовской земли» и вылились, естественно, в форму вечевых волнений: «избави Богъ от лютаго томленья бесурменьскаго люди Ростовьския земля: вложи ярость въ сердца крестьяномъ, не терпяще насилья поганых, изволиша вичь, и выгнаша из городовъ, из Ростова, ис Суждаля, изѣ Ярославля» (Лавр., л. 1262).

Волнения 1262 г. вспыхнули одновременно во многих городах «Ростовской земли». Устюжский летописец (в составе Архангелогородской летописи) свидетельствует, что вечевые выступления начались не только в Ростове, Ярославле и Суздале (по Воскр. л. — и во Владимире), но одновременно и по другим городам: «Въ лѣто 6770 бысть Вѣчье на Бесермены по всѣм градом Русским, и побита Татаръ вездѣ, не терпяще насилия от нихъ». Одновременность в выступлении многих городов против «бесермен» указывает на известную согласованность их действий. Текст устюжского известия сохранил даже прямое указание на какую-то грамоту, подававшую сигнал к восстанию: «и прииде на Устюгъ грамота от великого князя Александра Ярославича, что Татаръ бити».

Анализ материалов в новом свете показывает отношение Александра Невского к событиям. Если положение в империи позволяло надеяться, что изгнание за пределы Руси откупщиков, присланных от императора, не вызовет карательных мер со стороны татар, присланных из «Золотой Орды», то прикосновенность к делу Александра Невского как инициатора восстания становится вполне правдоподобным. Едва ли грамоты, рассылавшиеся по городам с призывом «татар бити», были подписаны Александром и им рассылались, но участие его в этом деле, отраженное летописью, теперь не представляется нам более плодом народной фантазии [172]. Александр Невский мог первый узнать о событиях, имевших место в монгольской империи, сделать практический вывод из полученных сведений и подать сигнал к восстанию. Ошибаются историки, когда полагают, что в 1263 г. Александр ездил в Орду, чтобы предотвратить кару, ожидавшуюся после восстания: в этом, как мы видели, не было нужды. Сравнительный анализ летописного и житийного материала устанавливает, что причиной последней поездку Невского в Орду являлось не желание предотвратить кару после восстания (об этом нет данных), а происходивший усиленный набор среди русских [173].

В составе населения Батыева юрта, будущего золотоордынского государства, даже в центральной части его — Кипчака и Нижнего Поволжья — монголы представляли собою сравнительно небольшую группу, и Золотая Орда только условно могла называться татарским государством. «Четырех упомянутых эмиров — писал Рашид-ад-Дин на рубеже XIV в. — с четырьмя тысячами войска Чингис-хан отдал Джучи-хану; теперь большая часть войск Тохты и Баяна суть из рода этих 4-х тысяч, а то, что прибавилось (к ним), состоит из присоединившихся к ним войск русских, черкесских, кипчакских, маджарских и других, да во время междоусобий родичей некоторые из них ушли туда» [174]. Монгольская армия формировалась из всех покоренных народов. «Они вербуют, — читаем мы о татарах в письме вице-министра миноритов Богемии и Польши, — себе сторонников из побежденных и подчиняют себе, заключая с ними союз» [175]. Рассказывая о народе «моксель» (т. е. мокшанах, обитавших, приблизительно, в районе б. Пензенской губ.), Рубрук сообщает, что «их государь и большая часть людей были убиты в Германии. Именно татары вели их вместе с собою до вступления в Германию» [176]. Путешествовавший в Поволжье доминиканец Юлиан рассказывает, что большую часть татарского войска составляют степные народы тюркского племени, которые сами себя охотно называют татарами; [177]а хроника Матвея Парижского сохранила письмо двух католических монахов, из которого мы узнаем, что, хотя воины монгольской армии и «называются татарами, в войске их много куманов и псевдо-христиан ( pessimi christiani )» [178].

Собственно монголы составляли в стране административное ядро, играя среди своего войска (чрезвычайно пестрого в национальном отношении) роль дисциплинирующей, организующей силы. По свидетельству Юлиана, монголы ставились начальниками войсковых частей, начиная с десятка, чтобы предупредить измену в армии, набранной из различных порабощенных народов [179]. В число этих народов вошли, конечно, и русские.

Лаврентьевская летопись рассказывает, что взятого в плен при реке Сити князя Василька Константиновича «нудиша и много проклятии безбожниц Татарове обычаю поганьскому быти въ ихъ воли и воевати с ними» [180]. При взятии одного города он, по Рогеру, был окружен тожеством плененных русских, куманов, венгров и меньшим числом татар; сначала были посланы вперед венгры, а когда их перебили, послали в битву русских, «измаильтян» и куманов [181]. Первый набор, таким образом, был произведен среди русских еще в период 1238–1241 гг.

Но опасность мобилизации не исчезла и после возвращения монголов из западного похода. Из истории Киракоса мы знаем, что уже после того, как грузинским князьям (находившимся под властью иранских монголов) были возвращены их владения, их стали «притеснять… податями, требованием рекрутов и постоянными посещениями» [182]. По сведениям Вардана, татары (при Хулагу), выступив в поход против Мартирополя (Неперкерта), взяли «с собою грузинские войска под начальством Авага и Шаханшаха, к которым присоединился также Еликум» [183]. Это было в 1259–1260 гг. [184]Как оказывается, и русскому населению в дальнейшем пришлось также подвергнуться попыткам усиленной военной мобилизации.

На исходе 1262 г. войско иранского правителя Хулагу, переправившись через р. Куру, вторглось в кавказские владения Берке-хана. Известие о появлении иранского войска вызвало в Золотой Орде большую тревогу. «Когда Берке услышал, — сообщает египетский автор XIII столетия Ибн Васыль, — что войско Хулавуна уже вторглось в страну, он сделал воззвание к войску своему, чтобы садился на коня всякий, кому 10 лет (и более) от роду» [185]. Был отдан приказ и о наборе войск среди русских. «Бѣ же тогда нужа велика от поганыхъ», — читаем в древнейшей редакции жития Александра Невского, — «и гоняхуть люди, веляхоуть с собою воиньствовати. Князь же великый Олександро поиде ко царю, дабы отмолилъ люд отъ бѣды» [186]. Александр «отмаливал люд от беды», под которой разумелась «великая нужа» — попытка Орды «гнать» русских людей «с собою воинствовати»; очевидно, он считал, что для русского народа этот набор будет большим бедствием.