Борис Рамм - Папство и Русь в X–XV веках

В знаменитой библиотеке-музее Лоренцо Медичи во Флоренции и сейчас можно видеть оригинал этого акта. Наряду с греческими и латинскими подписями стоит и русская подпись: «смиренный епископ Авраамий Суздальский». [621]

Впоследствии Авраамий клятвенно заверял, что подписать постановление собора его заставил насильно Исидор в качестве киевского митрополита. Этому, очевидно, можно поверить. Исидор был не столько блестящим полемистом, сколько политиком, организатором и вдохновителем греческой пролатинской партии. Он умел воздействовать на людей, вынуждая их к согласию не столько глубиной и неотразимостью теоретических принципов и железной логикой полемических построений, сколько умением выдвинуть на первый план животрепещущие практические интересы. Так, по рассказу современника, когда в конце марта 1439 г. среди греков все еще не было согласия по вопросу об унии и многие склонялись к тому, чтобы уехать из Флоренции, ссылаясь на всякие соображения догматического характера, не позволяющие принять условия папистов, Исидор выступил с краткой речью, в которой отчетливо показал безвыходное положение греков, подчеркнув при этом, что у них нет даже денег, чтобы добраться домой. «Нет ничего легче, как уехать, — говорил он, — но куда? Когда и как отправиться? Я не знаю!». Следует указать, что весь многолюдный собор, насчитывавший 800 человек, находился на полном содержании папы, что, кстати сказать, также было использовано с целью оказать давление на несговорчивых, которым папские куриалы иногда по месяцам задерживали выплату папской субсидии. Папа доставил на своих галерах греков из Константинополя, он же должен был, согласно условиям, доставить их и обратно. Ясно, что при такой зависимости от папы греки оказывались вынужденными к соглашению, что умело использовал Исидор.

Император Иоанн неоднократно поручал Исидору переговоры с папой, в частности при выработке технических условий оформления унии. [622]Исидор был прежде всего политиком, человеком, умевшим и любившим плести интриги, строить тайные козни, готовить заговоры. Вся его деятельность рисует его крайне честолюбивым, настойчивым и упрямым, властным и резким, с деспотическим характером, человеком, не останавливавшимся перед грубым насилием, чтобы добиться своего. [623]Многочисленные свидетельства его коварства, лицемерия и жестокости сохранились в большинстве описаний Флорентийского собора — у Сиропула, [624]Симеона Суздальского [625]и других. Они рассказывают, как Исидор обрушился с бранью на престарелого митрополита гераклейского за его несогласие с некоторыми условиями унии; [626]как он предлагал просто не допускать к голосованию греческих противников унии, чтобы не рисковать оказаться в меньшинстве; [627]как он требовал даже провозгласить анафему несогласным с унией. [628]В других случаях Исидор действовал хитростью и обманом, убеждая греческих епископов согласиться на « filioque ». [629]Когда же все эти средства не давали результатов, он пользовался и пыткой и застенком, чтобы принудить своих противников к согласию. Так, по словам Симеона Суздальского, продержал он и русского епископа Авраамия «неделю полную» в заключении, чтобы вынудить его подписать унию. [630]Так же обошелся он позднее в Венеции и с самим Симеоном, отказывавшимся отправлять богослужение по латинскому обряду. [631]

После заключения унии Исидор оказался перед задачей, не менее сложной, чем все перипетии только что закончившегося Флорентийского собора. Ему предстояло реализовать унию на Руси. Для Рима в этом была, можно сказать, главная задача. Что значила истощенная, политически беспомощная, территориально ничтожная Византия, прикрывающая нищету жалкими лохмотьями когда-то пышных императорских одежд, в сравнении с Русью, необозримой в своих пространствах, неистощимой в своих богатствах, с многочисленным населением! Весь смысл «соединения церквей», все значение унии заключалось для папы в том, чтобы русские были обращены в католичество, чтобы на русских землях установилась бы власть папства.

Как всегда, лишенные способности дать реальную оценку фактам, действительному соотношению сил, упрямо верящие в какую-то магическую силу «авторитета апостолического престола», в действительности давно не существовавшего и на Западе, а на Руси и вовсе никогда не признававшегося, папские политики полагали, что достаточно зачитать торжественно в церквах состряпанное во Флоренции постановление, чтобы русские люди благоговейно преклонились перед римским властителем церкви, забыв о древних традициях непреклонной борьбы со всякой чужеземной властью, а тем паче с властью папы римского. Сотни лет русские люди боролись против этой опасности — на Неве и на Чудском озере, под Ярославом и Грюнвальдом, в кровопролитных боях с тевтонскими рыцарями и в сражениях с воинами шведского короля Магнуса, боролись не на жизнь, а на смерть не для того же, чтобы после всего покорно склонить головы под папское владычество.

Но политики римской курии, всегда рассматривавшие события только с собственной точки зрения, высокомерно пренебрегавшие интересами и точкой зрения тех, к кому они обращались, считали цели свои достигнутыми и ждали окончательных плодов своей победы. В уверенности, что ему предстоит пожать эти плоды, и отправился из Рима Исидор, уже не только митрополит киевский или «русский», как его величали в документах, не только викарий патриарха антиохийского, в качестве которого он выступал на соборе, но и кардинал римско-католической церкви, каким за заслуги на соборе его провозгласил папа Евгений IV 18 декабря 1439 г. Одновременно кардинальскую шляпу получил и Виссарион Никейский.

Митрополит киевский, он же «кардинал св. Петра и Марцеллина», как звучал его новый титул, не очень спешил с возвращением на Русь. Он задерживался в Риме, стремясь еще больше удовлетворить свое исключительное честолюбие. Источники сообщают, что он упорно домогался у папы назначения на ставший после смерти Иосифа вакантным патриарший престол в Константинополе. Несмотря на все свои заслуги перед папой, добиться этого ему не удалось, зато папа провозгласил его 17 августа 1439 г. специальной торжественной буллой особоуполномоченным легатом ( a latere ) для Литвы, Ливонии, всей Руси и польских областей, входивших в ведение киевской митрополии. Булла о назначении Исидора не скупится на восхваление учености, ревностного служения папской церкви и других высоких достоинств нового любимца папы, которому предоставлялись во всех делах, касающихся церкви, самые неограниченные полномочия. Все обязаны, по словам буллы, оказывать легату полное и абсолютное повиновение, принимая его распоряжения как распоряжения самого папы. [632]