Михаил Майзульс - Мышеловка святого Иосифа. Как средневековый образ говорит со зрителем

Однако это, конечно, не так, и у них есть история [330] Didi-Huberman 2007. P. 7. . На раскопках древнегреческих и древнеримских памятников археологи находят тысячи рук, ног, глаз, ушей, фаллосов и прочих органов, которые вырезали из камня, лепили из глины или отливали из металла [331] См.: Petsalis-Diomidis 2016; Draycott, Graham 2017; Hughes 2017. [279–284]. Как и позже в христианской Европе, в Античном мире вотивы приносили в храмы, чтобы попросить богов об исцелении (тут работала логика, заключенная в юридической формуле do ut des — «даю, чтобы ты дал») либо чтобы возблагодарить их за помощь (в соответствии с вотивной формулой votum solvit libens merito — «исполнил обет с готовностью и с полным основанием») [332] Hughes 2016. P. 32; Petsalis-Diomidis 2016. P. 52. . Античные вотивные практики пережили крушение греко-римских культов и со временем были перенесены на христианских святых. Конечно, в Раннее Средневековье клирики порой обличали подобные приношения как пережитки язычества.

Так, Оссерский собор, собравшийся около 587 г., запретил приходить с благодарственными дарами к священным деревьям или источникам и вырезать вотивы из дерева, а составленный в VIII в. перечень суеверий под названием « Indiculus superstitionem et paganiarum » упоминает изготовление деревянных рук и ног среди запретных пережитков язычества [333] Freedberg 1989. P. 136–137; Weinryb 2016. P. 8. . Тем не менее практики, связанные с ex-voto , настолько вросли в католический культ святых, что их языческое прошлое было вытеснено из памяти.

Что происходило с ex-voto в храмах, куда их приносили верующие? Их клали на алтари, раскладывали вокруг саркофагов или реликвариев с мощами святых, развешивали на стенах рядом с почитаемыми образами или прикрепляли к специальным шестам под сводами. Для паломников было важно, чтобы их дары оказались как можно ближе к святыням, через которые, по их убеждению, небесные патроны действуют в этом мире. Тем самым даритель не только запечатлевал свою просьбу или благодарность, но и гарантировал свое присутствие рядом с источником чудотворной силы, на которую он так уповал. Около 1450 г. неизвестный гравер из Южной Германии изобразил св. Антония Великого (ок. 251–356), окруженного паломниками и больными, молящими его об исцелении [334] Parshall, Schoch 2005. № 93. P. 295–297; Wood 2011. P. 207, 211–212, 214. [285]. Он предстает как суровый католический аббат, восседающий на престоле. В его руках посох с навершием в форме греческой буквы «тау» и с подвешенными к нему колокольчиками, а у его ног стоит свинья с колокольчиком на шее. И «тау», и свинья, и колокольчики — привычные атрибуты, по которым в средневековой иконографии св. Антония было легко отличить от других отшельников и монахов. С обеих сторон к нему устремились просители со своими дарами. Бородатый мужчина протягивает ему крестик, его более молодой спутник — фигурку с молитвенно сложенными ладонями, а рыцарь, стоящий с другой стороны, — петуха. Ниже у ног святого сгрудились больные. Слева на коленях стоит женщина, которая тянет к нему руку, пожираемую огнем, а справа — лежит калека с горящей ногой. Пламя, бушующее под ногами святого, символизирует поразившую их болезнь — «огонь святого Антония». «Огнем св. Антония» (или «святым огнем» — ignis sacef ) в Средневековье чаще всего называли эрготизм — отравление алкалоидами спорыньи, грибка, паразитирующего на злаках, прежде всего на ржи. У людей, съевших хлеба из смертоносной муки, возникают судороги, галлюцинации, а в конечностях начинается гангрена. Почерневшие ладони и ступни, словно съеденные «огнем», начинают гнить, и их часто приходится ампутировать.

Потому у Иеронима Босха на знаменитом триптихе (ок. 1500–1510), посвященном искушениям св. Антония, на первом плане сидит нищий калека. А перед ним на тряпочке лежит его нога, превратившаяся в инструмент попрошайничества [335] Dixon 2005. P. 179–185, Fig. 97. [286, 287]. Антоний Великий был не единственным и не первым из святых, к кому обращались за избавлением от «святого огня». В разных концах Европы эту болезнь называли «огнем св. Фирмина», «огнем св. Марселя», «огнем Девы Марии» и т. д. Однако к Позднему Средневековью «огненная» гангрена была в целом «зарезервирована» за св. Антонием. К нему шли в надежде на исцеление и при этом не забывали, что он не только лечит, но и порой насылает болезнь, чтобы покарать грешников. Однако на этой гравюре есть еще одна значимая деталь — над головой аббата с шеста свисают ступни и ладони, видимо, сделанные из воска. Но по некоторым свидетельствам, в святилищах, посвященных Антонию, порой хранились не только изображения рук и ног, но и настоящие конечности, ампутированные у жертв эрготизма. Так, в начале XVI в. Джованни Франческо, племянник прославленного философа Джованни Пико делла Мирандолы, побывал в Сент-Антуан-ан-Вьеннуа — главном аббатстве ордена антонитов.