Тимур Хайдаров - Эпоха «Черной смерти» в Золотой Орде и прилегающих регионах (конец XIII – первая половина XV вв.)

В сложившихся условиях новгородцы были вынуждены пойти на мировую с представителями Ганзы. В 1391 г. в Изборске состоялись переговоры, главным итогом которых стало заключение в 1392 г. мира, вошедшего в историю под именем подписавшего его ганзейского посла Иоганна Нибура (Нибуров мир) [Рыбина Е.А., 2009: 98]. Если учесть, что данное мирное соглашение было подписано под влиянием вспышек эпидемий чумы, то становится понятна логика сторон, подписавших его. При сохранении установленных прежде правил ведения торговли было введено крестоцелование при ее начале. В условиях доминирования в общественном сознании представления о чуме как о божьем наказании, применение на практике данного религиозного ритуала напрямую свидетельствовало о росте в конце XIV в. влияния эпидемического фактора на поведенческие мотивы тогдашней политической элиты и общества. Следовательно, одной из возможных причин обострения ситуации на Северо-Западе Руси, начиная с 1385 г., скорее всего, являлся последовательный приход из стран Западной Европы на Север третьей волны Второй пандемии чумы (« Черной смерти »). Именно влияние последнего очень четко прослеживается в XV в. в череде новгородско-ганзейских конфликтов. Отечественный исследователь Е.А. Рыбина отметила, что наиболее крупные из них пришлись на 1403, 1406–1409, 1410–1412, 1416, 1420–1421, 1424–1425, 1441, 1443, 1448, 1478 гг. [Рыбина Е.А., 2009: 116]. При этом вспышки чумы на Руси произошли в 1401, 1403–1404, 1406–1407, 1408–1409, 1417–1419, 1420–1421, 1422–1424, 1442/43, 1448, 1463–1467, 1486/87 гг.

Как видно из приведенных хронологических данных, наиболее пиковым периодом для всех территорий, находившихся в вассальной и прямой зависимости от Золотой Орды, стал периодом 1417–1431 гг. Именно события этих лет нашли подробное отражение во многих письменных источниках того времени. Однако, если исходить из представленной информации, вышеуказанный период запомнился не только эпидемиями чумы, но и массовым голодом среди населения. Если рассматривать эти события с точки зрения эпидемиологии, то, как и во время начала третьей волны Второй пандемии чумы (1380–1430-е гг.) в 1390-х г., сразу же в нескольких местах произошли параллельные вспышки. Однако, в отличие от предыдущих волн, вспышки чумы не завершались на Северо-Западе Руси. Последние посредством уже сформировавшейся на территории русских княжеств и Золотой Орды единой транспортной сети, продолжали активное взаимодействие с человеческим сообществом. Фактически, мы можем наблюдать переход от локальных и кратковременных к более масштабным и долговременным вспышкам эпидемических заболеваний.

В русских княжествах третья волна Второй пандемии чумы (« Черной смерти »), как уже было сказано выше, отметилась в 1408–1410 гг. Пиковыми годами для России стали 1417–1431 гг. Как гласят западноевропейские данные, крупная эпидемия чумы была отмечена в 1413–1417 гг. Поэтому, базируясь на уже имеющихся данных, можно предположить, что первыми русскими населенными пунктами, которые оказались под воздействием данного бедствия, стали города Северо-Западной Руси и Литвы (Полоцк, Смоленск, Псков и Новгород). Косвенной предпосылкой начала эпидемического десятилетия можно считать эпидемию 1414 г. Указание на нее можно найти сразу в трех летописных сводах: Никоновской летописи, Летописи Авраамки и Мазуринском летописце. Каноническим для отечественной историографии считается отрывок из Никоновской летописи: « Въ лето 6922 болезнь была кристiаномъ тежка зело, костоломъ, по всей земли Русской » [ПСРЛ 11: 225]. По мнению советских исследователей К.Г. Васильева и А.Е. Сегала, описание симптоматики было близко к приведенной для эпидемии 1408/09 г.: « Руки и ноги прикорчит, шею скривит, зубы крежещут, кости хрустят, все суставы трещат, кричит, вопит, и мысль изменится, ум отнимается, иные один поболевши, другие — полтора дня, некоторые 2 дня, иные оболевши 34 дня выздоравливали ». По заключению обоих авторов, у больных наблюдались поражения центральной нервной системы. Септическую формы чумы они отвергли, так как летописец не привел характерные для бубонной и легочной чумы симптомов: черных петехов, кровоподтеков и кровотечений. К тому же, для сложившейся русской летописной традиции при описании чумных эпидемий было характерно использование таких понятий, как « мор железою » и « мор коркотою ». Исходя из этого, они предположили, что это был грипп [Васильев К.Г., Сегал А.Е., 1960: 36]. Однако, если обратиться к опубликованному в 1775 г. « Описанию моровой язвы бывшей въ столичномъ городе Москве съ 1770. По 1772. Годъ », то среди описанной симптоматики болезни, присутствовали головная боль и ломота в конечностях [Шафонский А.Ф., 1775]. Скорее всего, речь шла о сыпном тифе, вызываемом вшами и имеющим схожую симптоматику. Впрочем, нельзя отрицать факта параллельной вспышки нескольких эпидемических заболеваний, что и показали летописные свидетельства и лабораторные исследования. Поэтому можно говорить о таком ходе событий относительно эпидемии 1414 г.

Ее появление могло свидетельствовать о снижении иммунитета у основной массы населения. Положение явно не улучшила засуха, наступившая параллельно с вспышкой эпидемии: « Того же лета бысть засуха велiа и громи велицы и страшное зело » [ПСРЛ 11: 225]. Если же обратиться к определению земли Русской, то летописцы однозначно указывают на практически все крупные русские города [ПСРЛ 31: 100]. Безусловно, эта чаша не обошла стороной Киев и другие русские города, находившиеся на границе с ордынскими землями. Следовательно, можно предположить, что в 1414 г. имел место факт вспышки уже в западных ордынских улусах. Свидетельством этого можно считать ситуацию, сложившуюся вокруг Нижегородского княжества. Конфликт между Данилом Борисовичем и Василием I Дмитриевичем частично был разрешен в пользу последнего и вошел в новую фазу, когда на ханском престоле утвердился Чекре (Чекри), ставленник Идегея [Горский А.А., 2016: 131]. Впрочем, не исключено, что данная вспышка сыграла непосредственную роль в возращении Идегея в Сарай. Возможное продолжение данной эпидемии уже в 1415 г. можно рассматривать в качестве одной из предпосылок очередного политического обострения в Золотой Орде. Доказательством чему является приход к власти с последующим быстрым изгнанием из ордынской столицы ставленника Витовта сына Токтамыша Джаб-бар-Берди. Столь быструю и частую смену правителей в Сарае в 1415 г. нельзя объяснить ничем, кроме как продолжением эпидемии 1414 г. в нижневолжских степях.

В 1416 г. ситуация в нижневолжских степях с эпидемической точкой зрения оставалась также напряженной. Скорее всего, даже нужно говорить об ее усилении в причерноморских степях. Не исключено, что именно поэтому произошло ослабление позиций Джаббар-Берди, приведшее к его убийству. В этих условиях, Иде-гей вступив в союз с Сайид-Ахмедом I, смог окончательно утвердиться в Сарае [Рева Р., 2016: 714–715]. Однако, киевский поход 13 июля 1416 г. и последующий хадж в Мекку Идегея с супругой может свидетельствовать о продолжавшейся эпидемии на территории Золотой Орды [Греков Б.Д., Якубовский А.Ю., 1950]. Таким образом, можно заключить, что данная эпидемическая вспышка охватила период между с 1414 и 1416 г. С учетом того, что в 1417 г. на Северо-Западе Руси началась эпидемия чумы, последнюю можно считать одним из первых проявлений прихода « большой чумы ».