Тимур Хайдаров - Эпоха «Черной смерти» в Золотой Орде и прилегающих регионах (конец XIII – первая половина XV вв.)

Судя по дошедшим до сегодняшнего дня летописным текстам, эпидемия разразилась в Новгороде в 1417 г. О том, что разразившаяся болезнь была именно чумой, свидетельствуют следующие слова в Новгородской четвертой летописи: « А болезнь бысть такова: прежде же яко рогатнюю удапить за лопаткою, или протву сердца, подь груди и промежу криль, и разболится, который начнеть кровью хракати, и огнь ражжеть, посемь поть, потомь дрожь иметь и по всемь суставомь походить вь человеци недугь той естьственный; железа же неединаче иному на шеи; другому на стегне, овому подь пазухою и подь скулою и за лопаткою и вь паху, и на иныхь местехь телесныхь, и в болезни полезавше и помроша » [ПСРЛ 4, 1848: 115]. Фактически данный летописный отрывок повторяет в целом рассказ « О мору великом лета 6872 », представленный в Рогожском летописце.

Если судить по приведенным названиям русских городов, то можно заключить, что в 1417 г. эпидемия чумы пришла на Русь с территории Ливонского Ордена: « И мряху тогда железою оть Спасова дни и до Крещети господня, и тако милостiю Божiею преста морь: а пришло оть Немець изь Юрьева » [ПСРЛ 5, 1851: 23]. Очень скоро охваченными эпидемией оказались многие города Северо-Западной Руси: « Вь годь 6925 бысть морь страшный на людехь в Новогороде, и вь Ладозе, и вь Русе, и вь Порхове, и во Пьскове, и вь Торжку, и вь Дмитрове, и во Тфери, и во волостемь и по погостомь и по манастыремь » [ПСРЛ 4, 1848: 115]. Согласно тексту Софийской второй летописи причинами смертности среди населения наравне с эпидемией стал холод: « и зима была студена велми, многие люди мразом мерли » [ПСРЛ 6, 2001: 44].

Первым городом Северо-Западной Руси, принявшим на себя главный эпидемический удар, стал Новгород. Среди погибших в эту вспышку чумы оказались два новгородских посадника: Иоанн Александрович и Борис Васильевич. По завершению данной эпидемии новгородским владыкой Семионом был традиционно проведен крестных ход, а также возведены в конце Прусской улицы две дневальные церкви, посвященные Св. Илье и Св. Афанасию [ПСРЛ 4, 1848: 115].

Одним из последствий данной вспышки явился поход в Заволочье московского воеводы боярина Глеба Семеновича с « Новгородьскыми беглеци, съ Семеномъ Жадовскимъ и съ Михайломъ Роасохинымъ, и съ Устюжаны и съ Вятчаны ». Если соотнестись с указанной ниже информацией о море 6925 г., то можно предложить, что одной из причин начала этого военного события могла стать разыгравшая эпидемия чумы. Результатом последнего стали: « Емцю и Колмогоры пожгли, и бояръ Новгородскихъ изнимаша Юрiя Ивановича и брата его Самсона. А Иванъ Федороваичь и брать его Афонастъ, Гаврило Куриловичъ, Исакъ Андреевичъ сугнавъ ихъ подъ Моржемъ на острове, братiю свою Самсона и Юрiя отьяша, и полонъ весь и съ животы, а ихъ отпустиша » [ПСРЛ 5, 1851: 260].

Однако, наиболее важным с исторической точкой зрения результатом « новгородского мора лета 6925 » стало городское восстание 1418 г. в Новгороде. Наиболее полно данное событие описано в приведенном в Летописи Авраамки рассказе [ПСРЛ 16: 168–170]. Ценность последнего заключается в том, что в нем полностью описано психологическое состояние средневекового русского общества, оказавшегося в условиях масштабных эпидемий. Как следует из текста данного рассказа, некто Степанко заподозрил в любовной интрижке со своей женой своего « господаря боярина Данила Ивановича Божина вънука ». 14 апреля 1418 г. он избивает его до полусмерти и выкидывает в реку. Там его подбирает некий рыболов по имени Личко.

Наблюдавшие за этим со стороны люди, не разобрав, что к чему, напали на него и, разграбив его дом, ушли восвояси. Он же смог спастись бегством. После чего в Новгороде прокатилась волна насилия. В результате были разграблены « Кузмодемiа улицю, и Яневъ берегъъ, и Люгощу улицю, и монастыря святого Николы и Прускую улицую ». Не сумев предотвратить междоусобицу, новгородский владыка Симеон, оставив за себя ахимандрита Варлаама, отправился молиться в церковь Св. Софии. После чего он вышел на мост с крестом и стал прилюдно молиться. Увидя это, к нему обратились представители Торговой стороны с посадником Федором Тимофеевичьем, « и съ иными посадникы и с тысячкими, и благовернi хрестьяне ». О последующих событиях в летописном своде записано так: « Владыка же послуша молема ихъ, и посла архимандрита Варлана, и отца своего духовнаго и протодiякона на вече на Ярославъ дворъ, да подадутъ благославленье его посаднику Василью Есифовичю, и тысячкому Кузме Теретьевичю и всему народу. И абiе вброзiе утолися брань ыя промежи народы, и бысть хрестьяниномь тишина и радость велiя в векы, аминь » [ПСРЛ 16: 170].

Как видно из текста данного летописного свода, новгородское восстание 1418 г. явно имело социальный подтекст. Это, пожалуй, был первый случай в русском летописании, когда было зафиксировано крупное городское восстание, одной из причин которого явилась эпидемия чумы. Причем и по характеру средств и методов, затраченных для выхода из возникшего социального кризиса, можно сделать вывод о восприятии в новгородском обществе XV в. бедственной ситуации в связи с эпидемией чумы — безусловно доминирующей являлась точка зрения божественного гнева за грехи людские. Исходя из этого, можно заключить, что, скорее всего, в 1418 г. имела место быть повторная вспышка чумы. Поэтому новгородское восстание в этот год было столь мощным.

Судя по всему, эпидемия чумы продолжила свое победное шествие в Новгороде весной 1419 г. Своего пика она достигла летом этого же года. Причем, скорее всего основной очаг эпидемии находился за городом. Именно об этом сообщают перечисленные в летописном отрывке названия мест с возведенными церквями. « И Варламъ архимандритъ постави церковь каменну Рождество Христово, въ Юрьевъ манастыре; и Михайло Юрьевич постави церковь древяну Чюдо святаго Михаила архистратига, на Колмове; и Феодост игумень церковь каменну постави святую Троицю, на Клопейске, въ 60 днiй ». О завершение эпидемии 1419 г. зимой свидетельствуют слова: « поставиша церковь деревяну святаго Антонiя, на Вежищахъ » [ПСРЛ 4, 1848: 119].

Если анализировать дальнейшие события, то в 1419 г. в Новгороде был зафиксирован пожар, вызванный необычайно сильной грозой и градом. Скорее всего, их продолжением могли стать эпидемия и голод, как в самом Новгороде, так и за его пределами. Усмотрев в этих событиях ослабление Новгородского княжества, норвежцы, находившееся в унии со Швецией, совершили военный набег. Правда, успех этого предприятия выглядел сомнительно: « Въ то же лето пришедше Мурмане войною, и пятисотъ чеовекъ, с моря, в бусахъ и въ шнекахъ, и повоеваша въ Арьзуге погость в Неноксе, и в Корельскомъ монастыръ святаго Николе, и Копечный погостъ, и Яковлю курью, и Ондреяновъ берегъ, Кыгъ островъ, Кягъ островъ, Михаиловъ монастырь, Циглонимъ, Хечимагъ; 3 церковъ съжгле, а хрыстьяне и черноризьцовы изсекоша. Заволочане же Мурмане две шнеке избиша, а иныи убезаша в море » [ПСРЛ 16: 172].