Тимур Хайдаров - Эпоха «Черной смерти» в Золотой Орде и прилегающих регионах (конец XIII – первая половина XV вв.)

Скорее всего, голодные годы совпали в 1434 г. с пришедшими эпидемиями чумы из Германии, Передней и Центральной Азии. Если исходить из распространения данного заболевания в Малой Азии, Западной Европе и на Северо-Западе Руси, то, скорее всего, псковский мор начала 1440-х гг. являлся именно чумой. Об этом свидетельствует следующий отрывок: « Въ лето 6950. Тоя же зимы въ Пскове бысть моръ великъ зело: мнози тогда мряху мужи и жены и младыя дети, и аще кому явится железа, то паскоре умираше: а начало мерети канунъ Микулина дни зимняго, а почало изъ заулка изъ Пустынки отъ каменой церкви Христове, и мряху все лето; и князь Александръ Ивановичь, и посадники, и весь Псковъ поставиша церковъ въ единъ день на Романихе Похвалу святей Богородици, къ тьи день и литургию свершиша священники » [ПСРЛ 5, 1851: 30]. Данная вспышка продолжилась и на следующий год: « Въ лето 6951. Преста моръ во Пскове на Дмитреевъ день въ осень, а по пригородомъ и по волостемъ еще мерло и до Крещемя Господня » [ПСРЛ 4, 1848: 212]. Однако, из-за того, что в текстах обеих псковских летописей кроме Пскова и округи нет упоминаний на названия других географических мест, то, скорее всего, была налицо либо местная локальная вспышка, либо завершение общерусской вспышки 1434–1438 гг. или продолжение западноевропейской эпидемии чумы 1438–1439 гг. Впрочем, нельзя исключать все три варианта.

Именно поэтому, логично утверждать, что в период 1434–1438 гг. наблюдалась затронувшая практически все русские княжества и татарские ханства целая волна взаимосвязанных вспышек чумы. В сложившихся условиях закономерным результатом этого явилось обострение политической ситуации на пространствах Золотой Орды и последующий ее территориальный распад. Впрочем, нельзя исключать того, что данная эпидемическая вспышка являлась продолжением предыдущей большой вспышки (1414–1431 гг.). Поэтому разорение Киевщины и Северской земли летом 1433 г. пришедшими « на помощь » Свидригайло войсками Улуг-Мухаммеда могло быть логическим продолжением последствий длившихся здесь « мора и глада ». Аналогичным образом можно рассматривать метание Улуг-Мухаммеда во время противостояния с Сайид-Ахметом I и позднего противоборства с Великим князем Московским Василием II Васильевичем (1434–1439 гг.) [Рева Р., 2016: 719–720].

Политический распад Золотой Орды не завершился событиями, произошедшими в конце 1430-х гг. — оседанием Улуг-Мухаммеда в Казани и образованием Седиахметовой Орды. С большой долей вероятности, можно говорить, что это произошло между 1442 и 1448 гг. Одними из самых заметных причин этого стали все те же голод и эпидемия. Косвенно о большом голоде в Золотой Орде и на территории русских княжеств в 1442 г. сообщает Летопись Типографская. « В лето 6950 рожь была дорога, до 12 алтынъ » [ПСРЛ 24: 183]. « А в Новегороде хлебъ дороговъ бысть не толко сего единого году, но всю десять летъ: по две коробьи, на полтину, иногда боле мало, иногда менши, негде купить; и бысть скорбь и туга христьяномъ велми, толко слышати плачь и рыданье по улицам и по торгу; и и мнозе от глада падающе умираху, дети пред родители своими, отци и матери пред детьми своими; и мнози разидолися: инеи в Литву, а инии в Латиньство, инеи же бесерменомъ и жидом ис хлеба даяхуся гостем. А в то же время не бе в Новгороде правде и правого суда, и всташа ябетницы, израдиша четы и обеты и целованья на неправду, и начаша грабити по селамъ и по волостемъ и по городу; и беахомъ в поруганье суседомъ нашимъ сущимъ окресть нас; и бе по волости изъяжа велика и боры частыя, криць и рыдание и вопль и клятва всими людьми на стареишины наша, и на град нашъ зане не бе в насъ милости и суда права » [ПСРЛ 3, 1950: 426].

Аналогичная ситуация складывалась в Поволжье. Об этом свидетельствует представленный в тексте Никоновской летописи рассказ о возвращении под Рязань осенью 1444 г. царевича Мустафы. Причем летописец очень ясно указывает на холод, как одну из причин этого хода: « Въ лето 6950. Тоя же зима быстъ люта зело, и мрази велт нестерпимыи, и много скотомъ и человекомъ зла сотворися… Въ лето 6952 Мустофа же паки пргиде въ Рязань на миру, хотя зимовати въ Резани; бе бо ему супротивно на Поли, а Поле все въ осень пожаромъ погоре, а зима люта и велми зла, и снези велици и ветри и вихри силни » [ПСРЛ 12, С. 42]. Об этом же сообщает и Львовская летопись: « Въ лета 6951 зима была зла, а сено дорого » [ПСРЛ 20: 256].

Как видно из представленных летописных отрывков, голод на просторах распадающейся Золотой Орды явно имел 10-летнюю продолжительность, что вкупе с уже вышесказанным напрямую свидетельствует о явном обострении внутриполитических и военных конфликтов на всем позднеордынском политическом пространстве.

Другой крупной эпидемической вспышкой 1440-х гг., отмеченной в летописных сводах, стал « моръ лета 6956 ». Однако, мы можем говорить по крайней мере о существовании двух противоположных оценок данного события [ПСРЛ 8: 121; ПСРЛ 12: 74; ПСРЛ 20: 261; ПСРЛ 27: 273]. Так в летописных сводах, написанных при дворе Великого князя Московского, мор отмечен, как незначительный. Наиболее ранняя запись в этой группе источников присутствует в Вологодско-пермской летописи: « В лето 6956. А на лето моръ на кони и на всякую животину, и на люди был, да немного » [ПСРЛ 26: 208].

Несколько иная оценка представлена в Ермолинской летописи, написанной не ранее 1481 г. и продолжающей традицию северорусского летописания, а также в литовских летописях. « В лето 6956 былъ моръ на кони велгкъ да и люди мерли » [ПСРЛ 23: 154]. Аналогичные оценки данному событию даны в Хронике Литовской и Жмойтской. « О голодѣ великом в Литвѣ. Року 1448. Голод был вел-ми великий в Литве, так, же людей по селах едали псы, свини, вовки, медведе, умерлых, що не было кому ховати, бо после голоду встало поветре великое и в самом мести Смоленску по улицах труп людцкий псы волочили, и з голоду великого люде людей едали, также матки детей своих. A по всей земле Российской была тогды четвертка жита по десять коп литовских, также и в Литве для которой дорожнеты в людех учинилося великое забойство, же в ночи находило убозство сотнями на двори богатых, тако ж и в день, розбивали и хлеб брали, и солонину, сыр, масло, пшоно, и иншое що ести, a болш ничого не брали, ни сукон ни грошей » [ПСРЛ 32: 84]. Если отталкиваться от информации, взятой в указанных летописных сводах, то с большой долей вероятности можно говорить, что наиболее пострадавшими от масштабного голода, вызванного холодной зимой, и разразившейся на этом фоне эпидемии и эпизоотии чумы, являлись территории Великого княжества Литовского, Крым и причерноморские степи. В меньшей степени, данные бедствия затронули Поволжье и Великое княжество Московское. Скорее всего, истоки чумы надо искать в Западной Европе, Центральной Азии, Балканах или на Ближнем Востоке. Однако, не исключено, что имела место вспышка северо-причерноморского природного очага [53]. Поэтому основной удар пришелся на причерноморские степи, которые на тот момент находились под контролем Седиахметовой Орды.