Александр Майоров - Русь, Византия и Западная Европа: Из истории внешнеполитических и культурных связей XII—XIII вв.

Согласно Э.А. Гордиенко, в Южной Руси и, в частности, в Галичине будущий новгородский архиепископ провел более десяти лет, находясь в близких отношениях с Романом Мстиславичем, с которым он мог познакомиться еще в бытность Романа новгородским князем. Прежде чем отправиться в Константинополь, Добрыня должен был прибыть в Галич. По-видимому, не случайно в византийской столице он появляется одновременно с другими послами галицко-волынского князя и вместе с ними присутствует на праздничном богослужении в Софийском соборе. По всей видимости, Добрыня неоднократно посещал Константинополь, а после его падения вернулся в Галич, где оставался вплоть до 1211 г. Галиция, по словам Гордиенко, стала для Добрыни вторым домом, «там он мог усвоить особенности местного говора и там же написать рассказ о взятии Константинополя». [2573] Гордиенко Э.А . Варлаам Хутынский и архиепископ Антоний в житиях и мистериях XII–XVI века. СПб., 2010. С. 36–38, 75.

Среди информаторов Добрыни помимо греков — непосредственных очевидцев разгрома Царьграда, несомненно, были и другие лица, выражавшие отличный от греческого взгляд на случившееся.

П.М. Бицилли, специально обратившийся к анализу политических взглядов автора повести, первым пришел к выводу, что в этом произведении последовательно проводится так называемая «ибеллинская» точка зрения на события 1204 г., защищающая и оправдывающая позицию Штауфенов. Политика папы Иннокентия III приписана здесь германскому королю Филиппу Швабскому, чего нельзя найти ни в одном западноевропейском источнике. Бицилли также считал, что в основу повести легли устные рассказы немецких очевидцев событий, ставших информаторами русского писателя. [2574] Бицилли П.М. Новгородское сказание о 4-ом крестовом походе // Исторические известия. Т. III–IV. М., 1916.

Схожих взглядов придерживался и Н.А. Мещерский, отмечая, что «немецкий цесарь» и римский папа в повести неоднократно запрещают рыцарям грабить Константинополь, но алчность заставляет их забыть о вассальном долге. [2575] Мещерский Н.А. 1) Древнерусская повесть о взятии Царьграда Фрягами в 1204 г.; 2) Древнерусская повесть о взятии Царьграда Фрягами как источник по истории Византии // ВВ. Т. IX. М., 1956. С точки зрения М.А. Заборова, всю вину за разорение Царьграда древнерусский автор возлагает на венецианцев, выгораживая тем самым Штауфенов. Такая интерпретация почти полностью соответствует взглядам немецких хронистов, описывавших события 1202–1204 гг., в частности эльзасца Гунтера Пэрисского. [2576] Заборов М.А . Известия русских современников о крестовых походах // ВВ. Т. XXXI. М., 1971. С. 103.

К подобным выводам приходит и Д. Фрейданк. Описание событий Четвертого Крестового похода в «Повести о взятии Царьграда Фрягами» он находит «крайне тенденциозным», что выражается в преувеличении роли Филиппа Швабского как предводителя похода, в стремлении снять с него ответственность за отступление от главной цели предприятия — освобождения Иерусалима — и вместо этого вероломный захват и разграбление столицы христианской Византии. Фрейданк считает, что свои сведения русский автор черпал из бесед с немцами, и главным его информатором стал архиепископ Хальберштадтский. [2577] Freydank D . Die altrussische Erzählung über die Eroberung Konstantinopels 1204 (Chronista Novgorodensis) // BS1. T. 29. Praha, 1968.

О явном «немецком следе» в повести свидетельствует характер передачи некоторых антропонимов и географических названий. Так, на немецкий манер, Венеция здесь именуется Бенедикт ( Benedikt ), а название Вероны, родины маркиза Бонифация Монферратского, передается в немецкой форме Берн ( Bern ) с пояснением: «иде же бе жилъ поганыи, злыи Дедрик». Упоминание последнего свидетельствует о знакомстве автора повести с каким-то немецким источником, повествующем о Дитрихе Бернском — герое германского цикла эпических сказаний, в своей древнейшей части восходящих к преданиям эпохи Великого переселения народов. [2578] Бицилли П.М. Новгородское сказание о 4-ом крестовом походе. С. 59; Мещерский Н.А. Древнерусская повесть о взятии Царьграда Фрягами в 1204 г. С. 131; Freydank D. Die altrussische Erzählung über die Eroberung Konstantinopels. S. 347–348. См. также: Клейпенберг И.Э. «Дедрик Бернский» в Новгородской первой летописи // ЛХ. 1973 год. М., 1974.

Аргументы в пользу немецкого происхождения одного из главных информаторов древнерусского автора «Повести о взятии Царьграда Фрягами» не вызывают сомнения и у новейших исследователей. Завершая обзор памятника, С.И. Лучицкая пишет: «…многие детали повести убеждают нас склониться на сторону П.М. Бицилли и Д. Фрейданка и признать, что происходившее излагается в повести с точки зрения и в пользу Штауфенов». [2579] Лучицкая С.И . Четвертый Крестовый поход глазами русского современника С. 120.

Но откуда у древнерусского автора этот стойкий интерес к восточной политике Филиппа Швабского и стремление всячески оградить его от обвинений в вероломном нападении на Константинополь? Чем объясняется общий взгляд на события Четвертого Крестового похода русского писателя, совпадающий с взглядами немецких хронистов, а также использование им характерных немецких названий итальянских городов и знание персонажей германского эпоса? В литературе, посвященной «Повести о взятии Царьграда Фрягами», не найти удовлетворительного ответа на эти давно поставленные вопросы.

Вернемся к предположению о длительных и тесных связях наиболее вероятного автора повести Добрыни Ядрейковича с Романом Мстиславичем.

Не вызывает сомнений политическая ангажированность Добрыни-Антония в отношении галицко-волынского князя: новгородский паломник называет его в своей книге «великим князем». [2580] Путешествие новгородского архиепископа Антония в Царьград в конце 12-го столетия. Стб. 88–89. Это единственный случай подобного титулования Романа в источнике, не связанном с галицко-волынским летописанием. Новгородские, киевские и владимиро-суздальские летописцы никогда не титуловали Романа таким образом.

По-видимому, не случайно Антоний отмечает имена послов галицко-волынского князя в Константинополе — Твердятина Остромирича, Недана, Домажира, Димитра и Негвара, упомянутых в рассказе о чуде со Святым Крестом, случившемся в Святой Софии во время заутрени в воскресенье 21 мая 1200 г. [2581] Там же. Стб. 87–89. За несколько лет пребывания Антония в византийской столице галицкие послы оказались единственными его соотечественниками, имена которых автор счел нужным внести в свою книгу.