Александр Майоров - Русь, Византия и Западная Европа: Из истории внешнеполитических и культурных связей XII—XIII вв.

Косвенным подтверждением сведений о решительном отказе Романа Мстиславича от унии и разрыве отношений с Римом могут быть свидетельства европейских хроник (Хроника Альбрика, «История» Яна Длугоша) о намерении князя разрушить католические храмы и жестоком обращении с духовенством во время похода русских войск через польские земли в Саксонию летом 1205 г. Причиной разрыва с Римом галицко-волынского князя и его вражды к «латинству», по-видимому, стал недавний захват и разграбление Константинополя крестоносцами, что вызвало всеобщее негодование на Руси.

Значительное место во внешней политике Романа Мстиславича занимали отношения с Византией. По известиям «Истории» Яна Длугоша и Густынской летописи, свергнутый византийский император Алексей III после своего бегства из Константинополя в 1203 г. некоторое время находился в Галичине, где встречался с князем Романом. Исследователи подвергают сомнению эти сообщения и отклоняют возможность пребывания на Руси императора Алексея. Однако этот факт подтверждается также свидетельством итальянского хрониста второй половины XIII — начала XIV вв. Бартоломео дель Фиадони (Птолемей из Лукки).

Фиадони, родившийся ок. 1227 г., мог напрямую общаться с живыми участниками описываемых событий. Будучи библиотекарем папы Иоанна XXII, он проявлял значительную осведомленность в вопросах внешней политики курии и повышенное внимание к деталям Четвертого Крестового похода, в частности к обстоятельствам завоевания Константинополя. Кроме того, Фиадони много лет был епископом Торчелло (город и остров в Венецианской лагуне), жители которого вместе с венецианцами принимали активное участие в Четвертом Крестовом походе. Понятно, что как епископ Торчелло Фиадони мог владеть дополнительной информацией о подробностях завоевания Константинополя, полученной от своих прихожан.

Нет никаких оснований считать, что Бартоломео дель Фиадони, а вслед за ним и другие средневековые авторы могли спутать Галицко-Волынскую Русь с Галатией — исторической областью, расположенной в Малой Азии, а также ошибочно принять Херсонес Фракийский за Херсонес Таврический.

Известная ныне история пребывания Алексея III в изгнании, его посещение Болгарии и переговоры с царем Калояном также свидетельствуют о возможности контактов экс-императора с галицко-волынским князем. В пользу этого говорят и сведения о военно-политическом союзе Романа с Алексеем, а также традиционно активная роль Галича в поддержке претендентов на византийский и болгарский престолы.

Именно Роман Мстиславич стал главным военным союзником Византийской империи в начале XIII в. В этот период держава ромеев переживала тяжелый политический кризис, который вызвали восстания сербов и болгар, а также сокрушительные набеги половцев. По свидетельству Никиты Хониата, только благодаря военной помощи галицкого князя Романа удалось прекратить агрессию степняков. Обстоятельства и время похода Романа на половцев в рассказе Хониата совпадают с сообщениями русских летописей о походах в Степь галицко-волынского князя.

Кроме Никиты Хониата, о выдающейся роли Романа Мстиславича в борьбе с врагами империи сообщают и другие византийские источники, практически не известные современным историкам-русистам. Это — рассказ Хроники Феодора Скутариота и поэтическое свидетельство Ефрема Энийского. Оба автора в целом следуют сообщениям Никиты Хониата, но дополняют их некоторыми новыми подробностями.

Все византийские источники именуют Романа «игемоном Галиции». Термин игемон, в отличие от других византийских определений русских князей, имел в виду военного союзника и родственника (или свояка) императора. Союз Романа с Алексеем III проявился также в стабилизации отношений с русским населением низовьев Днестра и Дуная («ветвью тавроскифов» из «Вордоны», как его именуют византийские источники).

Древнерусские летописи сохранили свидетельства о нескольких походах русских князей на половцев. Особые трудности вызывает установление хронологии второго похода, что обусловлено состоянием летописных известий. Начальная композиция летописной статьи, содержащей сведения о втором походе в Степь, подверглась значительной дальнейшей перегруппировке. Хронология и последовательность изложенных в ней событий устанавливается благодаря упоминанию о Леонидах 18 октября 1202 г., предшествовавших походу.

Южнорусские известия о втором походе князей на половцев и связанных с ним событиях 1203 г. нашли отражение в Новгородской Первой летописи. Они подтверждаются также сообщениями «Истории» Яна Длугоша, которые указывают на еще один новгородский след Романова проекта и возможность передачи сведений о нем через смоленского князя Ростислава Мстиславича.

Принижение роли галицко-волынского князя Романа Мстиславича в политической жизни Южной Руси и организации совместных походов русских князей против половцев, свойственное летописям Северо-Восточной Руси, объясняется прежде всего политическими взглядами летописца Симона, который в начале XIII в. прибыл из Киева во Владимир-Суздальский, где впоследствии стал епископом. Тесно связанный с семьей киевского князя Рюрика Ростиславича, главного противника Романа в борьбе за Киев, прибыв во Владимир, Симон стал служить интересам великого князя Всеволода Большое Гнездо, который в лице Романа также видел опасного конкурента в борьбе за влияние в южнорусских землях.

Князь Всеволод не разделял и внешнеполитической ориентации Романа на поддержку властей Византии в борьбе с восставшими болгарами и принявшими их сторону придунайскими половцами. Владимиро-суздальский князь имел непосредственные контакты с вождями болгарского восстания и намеренно уклонялся от военной поддержки Византии.

Залогом военной помощи, которую Роман предоставлял Алексею III, был брак галицко-волынского князя с некоей византийской царевной. Вопрос о нем имеет значительную литературу, в которой высказывается немало различных версий. Большинство авторов склоняется к выводу о высоком византийском происхождении «великой княгини Романовой», однако идентификация ее личности вызывает значительные трудности. Нет достаточных оснований считать вторую жену Романа представительницей рода Каматиров. Ошибочным является также предположение, что она была дочерью императора Исаака II от брака с Маргаритой Венгерской.

Исходным пунктом для нашего поиска стали сведения Никиты Хониата о старшей дочери Исаака II, родившейся еще до его воцарения, которая по приказу отца в детстве была отдана в монастырь. В практике Византийской империи монашеский постриг лиц царского происхождения и представителей высшей аристократии не обязательно должен был означать пожизненное пребывание в монашестве. Наоборот, мы имеем немало примеров того, как вследствие изменения политических обстоятельств монашеское пострижение могло быть полностью отменено. Особенно часто подобные случаи имели место в отношении знатных византийских женщин, включая даже и самих императриц.