Муслим Мурдалов - Чеченцы: быт, культура, нравы, обычаи, религия. Кавказская война. XIX век

За возвращением из этого путешествия домой, я застал моего хозяина Андийца, который здесь по мне пришел преднамеренно. Мой временный опекун нуждался большой заработной платы за те несколько дней, которые в его больной я побывал. Отсюда ссора, которая возникла, и пришло бы может к крови разлива, если бы не предотвращено назад разъединением что спорят, которые в ямамх popakowano. Соответствующая власть, распознав дело призвала виновным Андийца, чем Таулинца, и предала его суду его наиба князя Лабазана в Андии, который проживал. Результатом всего было, что я достался на собственность Лабазана, и из тех пор я стал его невольником.

Управление князя осталось здесь в горах при трех только лицах, о которых позже я вспомню, и кто бы тебя не назначил. Каждый считает их наравне с другими горцами, от каких ничем теперь не отличаются. Богатый Лабазан достатками и респектабельный, поскольку через свой характер то заслуживает. Наиб есть пока кто наилучший того места по нему не отнимет. Недолго я оставался у Лабазана. Доставленные бумаги до Шамиля, забранное из разбитой почты на русской стороне, были поводом, что меня что кажется непрерывно при писателе также к Шамиля отосланный. Шамиль, по уничтожению Дарго, вместе со своими мюридами переселился в Ведено. Новая но его резиденция находится на этой самой долине, что более давняя, верст 12 от нее на восток и на этом самом расстоянии от Андии. В том месте где наложил это новое местопребывание, от стороны ее восточной от Дарго, долину, перерезающую две реки, окаймляет гора Arseńska Эрсеноевская, у подножия которой течет первой из этих рек, по-видимому называемая Гудермес. К другой реке Муар вдоль долины течет с западной стороны аула, попадает глубоким яром поток, который течет. Кроме этого ирония, с этой стороны аула непроходимые леса, вдоль целой растущие долины. Южная сторона аула обеспеченной горами przed-andyjskiemi. В треугольнике между другой рекой и потоком, Шамиль очистил себе место – для своей столицы. Площадь купил у жителей, к которым относился, очистил его из леса, а заложенное там местопребывание назвал «Шамильские Ведени», для различения от двух чеченских аулов той же фамилии лежащих там с близкого расстояния, один у первой реки называемого «Большого Ведено» а другой над другой при устье ее притока, зовущей себя «Малое Ведено». С Андии к Ведени я ехал непрерывно верхом в кортеже Labazana, который мюриды его половине дороги снова я осматривал будто тот каскад, который я увлекался идя первый раз до Andyi. Но не было то того же самого каскада, дорога потому что с Andyi к Wedeni ведет как на 4-ой версте разделяется на два ответвления, одна ведет к Дарго Dargo, другая до Ведено Wedeni. То только определенная, что одна и та сама вода создает оба этих перевала, из которых другая еще есть тропа от первой, хоть местность почти одна и та же сама. В нескольких местах быстрая вода и в огромных массах из каменных отверстий хлещут вверх, а в значительном размере рассыпаются в миллионы бриллиантовых капель и падают на переломленные большие каменные части, и снова каскадами падают к общему руслу и назревшей из них реки, которая полукругом обплывает стены противоположных гор, а потом выходит на долину Wedeńską, которая виднеется, через яр силой той же воды назревший. И здесь также перед каскадом возвышается в облаках от юга черной стеной громадных перпендикулярных скал, от стороны северо-западной запал венком ряд скалистых гор, обвешанных разноцветной растительностью кустов и цветов. На восточной только стороне открывает через заросли lasem- яр живописный вид. Упомянутую долину, по которой с грохотом и шумом продолжаются обширной рекой воды к Веденю. Предвечерний мы прибыли к аулу Шамиля в приличном порядке. Наиб и старший мулла ехали передом; кортеж же целый за ними, рядами по 4 коня и важно звучным голосаом поет обычную песню из Корана: «Ля Илляха Иллаллах» медленно вел себя. Аул Шамильский иначе называемый Мюридским, с ковром в обширный квадрат и ничем не отличается от обычных чеченских аулов. Деревянные сакли, почти одна о другой упирается, представляли обычно преобладающий здесь непорядок в строительстве. Две главных улицы на крыши через средство аула переходящее, отмечались от других узких и поломанных просторностью и аккуратностью. Аул вокруг окруженный постоянными зубными досками у верха заостренными. Дом Шамиля отдельно за аулом ближе яра и реки с гор выплывающей, представляет! достаточно порядочная застройка в квадрат, обведенная палисадом имеющая на 4 сажень по крайней мере высоты. В палисаде сделанной ogromn ych размеров ворота к которой вступают по разводному на блоках мосту. Те ворота, обычно закрытые, а для входа есть другие двери в палисаде оборудованные, перед которыми Miurydowie дневную и ночную охрану держат. Внутри палисады стоит в квадрат здание целый под одной крышей. Извне до срока здания ведут ворота в посредине здании на против тех ворот в палисаде, сделанная. После одной стороны этих ворот, именно по левой, возвышается достаточно формировочный дом трехэтажного называемого «Кумыкским», в котором содержатся сокровища и казна. После правой же стороны стоит двухэтажный дом порядочно и крепко из тесаных бревен построенного называемого «домом Шариата» то есть судебный. В посредине квадратного суда, возвышается прекрасный трехэтажный дом со всех сторон колоннами окруженный, с европейской аккуратной крышей, досками отделанная, исключительно к одному лицу принадлежащего Шамилю. Целый этот дом старательно из бревен построенный. На одной линии с домом Шамиля, также перед аулом Мюридов возвышается огромная деревянная мечеть, на нескольких сотен шагов от главных шамильских ворот. На обрывистом берегу реки на расстоянии не больше как четырнадцать с половиной сажней от аула мюридского, вдоль по над яром тянется «sołdacka słobodka», ежели поселение солдат русских в числе к 360 людям, которые составляют отдельную команду Шамиля. На другой день утром, Лабазан и хозяин у которого он ночевал, мюрид Джабраил Chadijo (Чаберло?), взяв меня с собой, удались на улицу Шамиля в дом судебный, то есть Шариату. Здесь у входа стоял один из мюридов Шамиля на карауле и от каждого, кто входил к Шариату, все оружие забирал. Мой хозяин также сложил здесь свой кинжал, шашку и пистолет, и такой беззащитный вошел внутри Шариата. Я остался во дворе, окруженный малыми и старшими оборвышами. Некоторые однако из тех, которые собираются к Шариату, были порядочные люди, серьезные и много измены обещающие. Вскоре отворились внутренние ворота дома Шамиля и слово «Шамиль» шорохом разошлось по толпе.

Ему предшествовал от взрослого мужчины с обнаженной шашкой, вышли из ворот три других, из которых два в темных длинных и широких тогах, а третий в посредине них в белом как снег тюрбан, небрежно заброшенным на плечи, с большим белым воротником. С начала я понимал, что этот наряд его был из атласа, но белая шерсть другими пасмами на закатанных полах сползающая вывела меня из ошибки. Тот мужчина предпочитал мне быть громадного роста судя по одеянию, которое чрезвычайно аккуратно и прекрасно в многочисленных фалдах от плеч к земле падало. Вместо рукавов по обеим сторонам тюрбана висели белыми как лебедь длинные повороты на дамских подобно из лебединого пуха боа. Подложка то есть шапку из красного сукна с дном широким, плоским и опоясанный черным вокруг барашком, опоясывала белой как снег чалма, один конец которой в тысячных почти фалдах рассыпался по спине почти до самой земли. Из под тулупа выглядел шелковым темного цвета бешмет и белая тонкая рубашка, выпущенная на белые брюки. На ногах красного цвета гамашами чувяки и обычные без задника ботинки на высоких каблуках с задранными вверх носиками. Положение этого человека весьма было величественно и серьезно, но вместе с тем скромная и мягкая. На белом, окруженной рыжеватой бородой и красивому лицу рисовалась доброта, так что сразу я узнал, что то именно должен быть отец и правитель здешнего люда. В самом деле я не обманул себя, действительно был то Шамиль. Два других его старших мюриды Эфенди Юсуп и Ohadzjo (Хаджио), отважных как позже я узнал своего народа витязи. Шамиль входя к Шариату, приветствовал там присутствовавших: «ассаламу алайкум». Тебе возникши на ноги ответили: «алайкум салам». Вызванный моим хозяином к Шариату. Я застал сидячего Шамиля важно в простой для работы оттоманки, с подложенными под себя ногами. Длинные его ресницы, ленивые в сдвиге, покинутые зады на глаза, и целая физиономия выражала большую задумчивость. Высокое чело, белое, собранное у складки в толстые морщины; лицо большого овала, длинное на груди борода, которая широко расчесала. Была то фигура во всех своих сдвигах правдиво патриархальна, большого patryarchę еврейского люда Ибрагима, который напоминает. Присутствующие в Шариате судьи и старшины, сидели по обеим сторонам Шамиля на разостланных на земле войлоках. Откровенно перед ним лежало книги больших одна на другой. Другие сидящие напротив Шамиля о нескольких шагах на голом полу сидели, храня наибольшую уважительность и авторитет. Лица, дела которых себя разбирали, выступали перед Шамиля и в положении сидя на полуколенах вместе с тем на пятах, лично объясняли свои дела. Шамиль слушал всех с уважением, всматриваясь в лицо каждого большими зелеными глазами. Глядит Шамиль хоть очень спокойно и мягко, но такое глубокое и проникающее, что ни один виновник не мог его выдержать. После неоднократно я был свидетелем дел, разбираемых через Шамиля в поддержку которых, не было других доказательств, как глубоко Шамиль глядит на виновника, который не может снести его, сознавался добровольно к вине и этим способом избегал заслуженного наказания. После окончания судов выходили посетители, а остались сами только мюриды с Шамилем. Тогда то внесена огромная куча бумаг. Мой хозяин вызвал меня на середину перед Шамиля и шепнул мне, чтобы я ему руки поцеловал. Позвал поданы мне бумаги и говорят читать громко. Нынешний толмач содержание их рассказывал Шамилю, по-тавлински и как следствие тот отведен с Шариату под арестом прямо в яму, где обычно узников держат. Такими изменениями в моей судьбе я не был очень доволен, потому что-то меня наводило на мысль надежды чего-то худшего. В горах арестованные обычно бывают удерживаемые в ямах наподобие колодца выкопанных, к которым спускают по лестнице, из верха ямы собственно такие закрывают плоско лежачими на рамах дверями. Шамилевские ямы ничем не отличалась от всех других, в только была разница от других, что над отверстием ей стоял сруб крышей покрытый, куда иногда узников выпускают. Глубина этой ямы состояла свыше рост двух людей; состоящий не больше над 4 к 5 шагам в диаметре. Постелью на голой влажной земле служила на поле сгнившее сено, а укрытие каждый имеет с того, в чем здесь остался. В яме я застал одну только лицо, которого из-за темноты сначала я не заметил. Вошедши в яму по стремянке, которая сейчас вытянута вверх и отверстие прикрыто дверями, потрясенный тем что я увидел, долго я не мог прийти к сознанию, сам своему новому не веря положению. Измученный наконец я упал на мокрую смрадную землю, которая служила, за пол ямы, выдавая отчаянию. На мой глубокий вздох, ответил мне в другом углу ямы, длинным стоном что было девизом до укрепления моих сил. Товарищ моего несчастья был уволенный офицер, одного со мной полка фамилией Давидов. Служил как комиссионер у брата своего богатого купца, при ловле рыб на море Каспийском, взятый в степях к неволе с целой службой, а в пару лет добрался до Шамиля. Тяжелая неволя офицера у здешних горцев. Жадные выкупу держат их в кандалах, на ночь же приковывают к цепи, кормят и одевают убого, чтобы смущать списками к родственницам ускорить могли откуп. Кого нет своего состояния и не имеет богатых приятелей, много здесь должен пострадать, прежде чем военная власть не подаст ему руку помощи, отдавая военнопленных на обмен, или им коллеги добровольным взносом не придут ему в помощь. Давидов переходил здесь также разнообразные тяжелые дороги. Шамиль взял его к себе, обеспечив вперед откуп тем, которые его взяли к неволе. Сам требовал при нем 5000 рублей выкупу. Большая то сумма, брат его мог бы заплатить, но хотел ее иметь себе обращенную через Шамхала Тарковского, генерала-лейтенанта и дагестанского князя, под которого правлением находился рыбный улов Каспийского моря. Отсюда между Давыдовым братом и Шамхалом возник спор, который ухудшил положение военнопленного, каждый раз на большее мучение, который выставляется, со стороны горцев.