Муслим Мурдалов - Чечня археологическая, или Случайная находка Кавказской Нефертити. Документальный очерк к истории вайнахов

В сумочке, положенной около меня чеченцем, оказались следующие предметы:

1) Три круглых бронзовых бляхи, почти одинаковых размеров (диаметр 5—6 см), одна цельная, а две другие без сегментов. Поверхность блях с одной стороны совершенно гладкая, как бы отполированная, с другой же – шероховатая и на этой стороне на каждой бляхе имеются по две петли.

2) Часть такой же бляхи с одною петлею.

3) Бронзовая бляха овальной формы; на одной стороне ее, гладкой, находится петля, а на другой вырезан рисунок.

4) Бронзовая круглая бляха диаметром 7 см. Одна сторона бляхи гладкая, на другой же стороне в средине петля, а между петлей и окружностью рельефное изображение какого-то зверя, повторяющееся три раза. Голова зверя похожа на волчью, но хвост как будто собачий, хотя художник не сумел завить конец хвоста кольцом, а сделал его в форме кисточки. По окружности бляхи идет ободок, поднимающийся над стороной с петлей.

5) Бронзовая бляха с петлей на оборотной, плоской стороне. Рельеф лицевой стороны напоминает лошадиную голову, как бы распластанную и изображенную на одной плоскости. На месте морды сделан дугообразный выем, в котором совершенно ненатурально укреплены зубы. Рельеф вообще странный.

6) Бронзовая чашечка; стенки ее очень толстые, а в дне чашечки имеется круглое отверстие.

7) Шесть штук бронзовых пуговиц в форме полушарий с ручками.

Чеченец, принесший осмотренные предметы (кстати сказать, чеченец этот, Хаспулат по имени, и обликом лица, и манерами сильно напоминал еврея или, в более общем смысле – сына семитской группы народов, рассказал, что серебряная пластинка, а также серебряная и две бронзовые пряжки найдены в скале кургана, лежащего у подошвы Черных гор, между реками Аргуном и Джалкой. Что касается бронзовых блях, также бронзовых чашечки и пуговиц, то они добыты из другого большого кургана, возвышающегося на берегу реки Урус-Мартана (протекает западнее Аргуна), около аула того же названия. По словам чеченца, в других курганах, разбросанных на пространстве между Джалкой и Урус-Мартаном, было найдено множество подобных же предметов, серебряных и бронзовых. Все эти предметы от владельцев их перешли к местным серебрякам, распорядившимся с ними по своему: серебряные предметы были обращены в слитки, а бронзовые, как ни на что негодные, поломаны и брошены.

Окончив осмотр предметов, мы пустились в рассуждение об их значении. Ни чеченцы ни я решительно не могли придумать назначения для серебряных и бронзовых пластинок, и вопрос об этом мы оставили открытым. Относительно же круглых блях я объяснил своим собеседникам, что ученые люди считают их зеркальцами, употреблявшимися вместо теперешних зеркал. Чеченцы с этим не согласились, а высказали свое мнение, что бляхи носились на одежде, подобно тому, как и теперь носятся (дагестанцами, осетинами, кабардинцами) на черкесках, выше гозырей, металлические бляшки, к которым тянутся цепочки от головок гозырей. По их убеждению, петли на бляхах служили для продевания в них цепочек, оборотная же сторона блях делалась гладкою потому, что этою стороною бляхи прилегали к одежде. Кто правее в настоящем случае: археологи или простые горцы? – решать не берусь. Чими кто-то вызвал из сакли. Через некоторое время он вернулся и, весело улыбаясь, объявил мне, что сейчас явится еще один молодец, у которого тоже есть курганная добыча.

V.Вслед за словами Чими из двора донеслись до моего слуха громкие удары плети по бокам лошади. Один из бывших в сакле молодых людей выбежал на двор и помог прибывшему всаднику слезть с топтавшегося на месте разгоряченного коня. Затем на пороге сакли показался широкоплечий, коренастый чеченец, среднего роста и средних лет, с замечательно характерною физиономиею. Физиономия эта была совершенным воплощением идеи беспечного смеха и в тоже время в ней было что-то волчье. Смеялись небольшие и острые глаза, окруженные пуками лучистых морщин, смеялись толстые губы, смеялся как будто толстый и широкий нос, но в смехе этом не было ничего заразительного и от него веяло холодом. Раздвинутые смехом губы выказывали два ряда длинных, широких и, казалось, страшно – острых зубов, и вот они то – эти зубы, да еще какой-то животный огонек в глазах придавали лицу чеченца волчье выражение или, пожалуй, выражение хищного зверя, находящегося в состоянии полного самодовольства. Итальянские криминалисты, взглянув на такую смеющуюся физиономию, наверное вписали бы обладателя ее в список будущих тяжких преступников. Но в Чечне, в особенности на плоскости, таких физиономий очень много и в этом обстоятельстве можно видеть лишь одно, что народ в массе своей еще не перешагнул за черту полудикого состояния.

Эльдар (так назывался приехавший чеченец), подойдя ко мне, размашисто протянул мне свою широкую руку, сопровождая этот жест обычными приветствиями. Произнося приветствия, он особенно налегал на гортанные звуки, от чего казалось, что он как будто даже немного хрипит.

– Очень рад твоему приходу, обратился я к нему: – слышал вот, что у тебя есть вещи, найденные в курганах, и хотел бы посмотреть их.

– Что у меня есть? Одна только вещь есть… хорошая вещь, да не моя она: велели продать и деньги принести… Передо мною промелькнули волчьи зубы собеседника.

Я попросил показать мне хорошую вещь. Чеченец вытащил из пазухи грязную тряпицу, концы которой были связаны, и положил ее на ближайший подоконник. Потом он медленно развязал узлы, порылся пальцами в лежавших на тряпице каких-то темно-серых металлических обломках и, найдя розыскиваемый предмет, подал мне его со словами: «вот смотри!».

Поданный мне предмет был какой-то синий камушек формы четырехгранной усеченной пирамиды. Основание его имело в длину 1 ¾ см и в ширину 1 см; плоскость верхнего сечения была приблизительно втрое меньше. Сквозь тело камушка, параллельно длинной стороне основания, проходило круглое отверстие, служившее, вероятно, для продевания нитки. Интерес камушка сосредоточивался на его основании, на котором виден был какой-то не то выдавленный, не то вырезанный рисунок. Я стал внимательно рассматривать рисунок, стараясь разобрать его, но это мне удавалось плохо. Заметив мои усилия, Эльдар вытащил из своей папахи (шапки) какую-то грязную бумажку и сунул мне ее в руку.

– Ты вот тут смотри! – ткнул он пальцем в бумажку: – отлично видно… люди там есть, лошадь.

На бумажке был отчетливый оттиск с камушка, на котором была воспроизведена сцена битвы между двумя воинами, конным и пешим. Первый воин сидит на коне с красиво-выгнутой шеей и тонкими ногами. На голове у него высокая шапка с круглым верхом, напоминающая шишак, а за его спиною виднеется узкая длинная полоса, изображающая, конечно, копье. Второй воин стоит прямо против первого, явно защищаясь и вместе с тем нападая на своего противника. Ноги у него для большей устойчивости широко раздвинуты и корпус наклонен несколько вперед. Перед ним, против головы лошади противника, виден щит, изображенный сбоку, а за спиною его дугою протянулась узкая полоса, представляющая, конечно, правую руку. На линии между кистью руки пешего борца и головою всадника повисло в воздухе что-то тонкое и длинное, с небольшим утолщением в средине. Едва ли можно сомневаться, что это копье или дрот, пущенный во всадника рукою пешего воина.