Муслим Мурдалов - Шамиль – имам Чечни и Дагестана. Часть 2

Совсем иное действие произведет на них смертная казнь. Хотя и привыкли горцы к зрелищу смерти, идя на встречу ее в сражениях, или встречая ее каждый день неожиданным образом в своих беспристрастных ссорах, где иногда один косой взгляд порождает смерть; но собственно казнь производит на них впечатление тяжелое; а вид отрубленной головы знакомого или незнакомого человека, воображение ожидания им последней минуты, не оставляющей уже никаких надежд, и мысленное применение этого состояния лично к себе, все это представляет единственное и самое верное средство для образумления горцев. Употребляя его, Шамиль не приказывал даже хоронить выставленных по деревне голов до тех пор, пока сами жители не обращались к нему с просьбою о предании казненных земле.

Сознавая всю жестокость этой меры, Шамиль снова повторил свое убеждение в действительности ее; причем, положительно сказал, что страх смертной казни и вид казненных преступников составляли тайну его могущества и причину безграничного влияния его на горцев.

Далее Шамиль высказал свой взгляд на те общества, которые он считал наиболее способными к восстанию, или от которых, скорее всего можно ожидать этого. Он полагает, что племена Чечни и Дагестана в этом отношении все одинаковы: все они, по свойству своего характера и вследствие долговременной привычки к хищническому образу жизни, имеют наклонности разбойнические, проявления которых следует ожидать постоянно, если вышеозначенные меры не будут употребляемы до тех пор, пока горцы окончательно не свыкнутся с условиями мирной жизни и не отдадут своего оружия. Но особенною непокорностью властям, и даже направлением чисто демократическим, а вместе с тем самою высокою храбростью, отличаются между всеми племенами Восточного Кавказа обитатели Гехинских лесов и вообще местности, принадлежащей к бассейну р. Гехи: если в какой-нибудь сотне есть хоть один Гехинец, то присутствие его как нельзя более заметно: сотня эта действует в сражении с такою энергиею и мужеством, какими не отличаются другие части войск, не имеющие в своих рядах Гехинцев. С этим народом Шамилю труднее всего было справиться: это происходило не от того, чтобы не хотели они признавать его власти, но единственно по склонности к независимости, или вернее сказать, к своеволию.

После Гехинцев, в мнении Шамиля дурно стоит вся Малая Чечня, Шатой и в особенности аул Беной в Ичкерии. Леса, покрывающие эту местность, следует истребить все. Сами Ичкерцы по малочисленности своей совершенно неопасны; скорее опасна населяемая ими местность, которая, в случае восстания в соседних обществах, может быть занята мятежниками, как хороший стратегический оплот для войны оборонительной, причем население Ичкерии, вследствие именно своей малочисленности, неизбежно будет увлечено. Что же касается аула Беной, жители которого, как нам известно, всегда отличались преданностью к Шамилю и ненавистью к Русским, то по убеждению Шамиля, не столько опасно их недоброжелательство, сколько фанатическая ненависть к Русским Наиба их Байсунгура по прозванию «Биргез». Восстание этого аула, если только жив Байсунгур, неизбежно. В награду необыкновенной храбрости и преданности делу Газавата, Байсунгур получил от Шамиля две медали. Когда Гуниб пал, Байсунгур поклялся всенародно не снимать своих медалей и не прекращать войны с Русскими до тех пор, пока не слетит с него голова. Поэтому на преданность Беноевцов тогда только можно будет положиться, когда не будет между ними Байсунгура. Но этого, кажется, иначе нельзя достигнуть как с его смертью, потому что живым он едва ли отдастся в наши руки.

Андийцы более других отличаются наклонностью к мирной жизни, и по мнению Шамиля, менее чем кто-нибудь способны к восстанию. Затем, большая часть Дагестанских племен, по склонности к торговле и к промышленности, а также по неимению в их стране лесов, особенных опасений возбуждать не могут, не взирая даже на то, что сравнительно они гораздо беднее Чеченцев.

В заключение всего, Шамиль снова повторил уверенность в неизбежности волнений в какой-либо части покоренного края в первое же время владычества Русских, а также и в том, что самое верное против этого средство есть неумолимая строгость военного закона.

Справедливость всего вышеизложенного, Шамиль основывает на собственной своей опытности и знании страны и характера племен, ее населяющих. Высказывая же свое мнение, он делает то, чего требует от него совесть и глубокая преданность к Августейшей Особе Государя Императора.

При этом, он не скрыл своего сожаления о том, что теперешние его слова совершенно противоречат его искреннему желанию горцам всякого добра, в возмездие за то зло, которое они ему сделали.

10-го июля. Сегодня Шамиль дополнил вчерашний разговор сведениями о свойствах наступившего года, как это предсказано «в книгах».

В книгах Шамиля предсказано, что если новый год придется на следующий день после джумы, то есть в субботу, – то следует ожидать от него очень много нехорошего, будет неурожай винограда, а местами неурожай и хлеба, будут война и болезни, в особенности эпидемические, и наконец, будет саранча.

Первый день нынешнего мусульманского нового года пришелся именно в субботу; стало быть, предсказание относится прямо к нему. Последующее время докажет справедливость его. По словам же Шамиля, ему неоднократно случалось удостоверяться в печальной истине этого предсказания. Относительно же того, распространяется ли оно на все части света и на все климаты или касается одного только Востока – в книгах не обозначено.

12-го июля. В последнее время Шамиль очень часто жалуется на боль в ногах, которая вместе с незначительным в них отеком, по заключению медика, происходит от сидячей жизни и отсутствия моциона. Сегодня страдания эти усилились в особенности; так, что встретилась необходимость приставить к ногам пиявки.

По этому случаю, Шамиль рассказал мне о способе употребления их в немирном крае. При встретившейся надобности, наливают в какую-нибудь посуду воды и напускают в нее пиявок, без счету, сколько можно больше. Потом опускают в воду руку, ногу, или другую часть тела, которая требует облегчения, и держат ее до тех пор, пока впившиеся в нее пиявки, сколько бы их не было, не отвалятся сами собою.

Необходимая при этом посуда употребляется сообразно размеру больного члена: таким образом, пиявки напускаются в ведро, в лохань, в корыто, или в таз.

При головных болях пиявки не употребляются: вместо них открывают кровь изо лба. Этот последний обычай существует и у мирных туземцев. В болях живота, открывают кровь из рук или из ног. В других случаях пускают ее из языка.