Николай Бессонов - История цыган-кишинёвцев

Разумеется, купцы-кишинёвцы лишились всего имущества и вновь вернулись в таборы, промышляющие привычным ремеслом.

Как и у всех цыган, у кишинёвцев существовала взаимопомощь. Если мужчины возвращались с небольшой суммой, то делили её между собой, отдавая табору лишь пятую часть. Если же куш был крупным, деньги вручались самым уважаемым людям, а те уже распределяли их в соответствии со своими представлениями о справедливости. К примеру, женатый человек получал больше (ведь у него семья), а неженатый парень меньше (много ли холостому нужно?).

При делёжке учитывали богатство или бедность. Если у какой-то семьи не было лошади или палатка пришла в полную негодность, ей давали сумму, чтобы поправить положение. Бывало, помогали снять на всю зиму жильё тем женщинам, у которых сидели мужья. Не забывали и вдов.

Конечно, не обходилось без обид. Случалось, кто-то утаивал доходы, не желая делиться. Но жадные люди рисковали своей репутацией. Имена тех, кто избегал помогать бедным, цыгане помнят до сих пор.

Итак, НЭП. Целый день Митрушка и Гузган (оба туркулеште) вели коммерсанта по рынку. Сверкнул он портфелем с деньгами. Вечером зашёл на постоялый двор.

Далее мнения у шестерых кишинёвцев разделились. Там ещё Ваня (из туркулеште), был Сафрон, Казак (из боулеште), Чопай (из модорае). Одни были за то, чтобы тихонько обчистить ночью, когда все заснут. Другие – что надо брать на гоп-стоп. Ибо был у них один на всех маузер.

Поскольку ждать не хотелось, распределили роли.

Один должен был выбить оконную раму и пальнуть для паники в потолок. Другие – врываться в дверь, а далее – кто-то опрокидывает лампу, кто-то бросается к деньгам.

Но всё пошло наперекосяк.

Окно-то кишинёвец выбил, а патрон у него заклинило. Осечка.

Прочие вломились, но коммерсант успел среагировать. Выхватил револьвер – и начал шмалять.

Кишинёвцы побежали в темноту.

Когда остановились, отдышались, смотрят – Вани нет.

Сафрона спрашивают: «Почему не стрелял?»

Он говорит – осечка была!

Взял у него Митрушка пистолет, нажал на курок – бабах! Снова работает.

– Идём за Ваней!

Замялись люди. Страшно.

Тогда навёл Митрушка маузер на приятелей. «Идём! Иначе всех прямо здесь положу. Или все возвращаемся, или все здесь лягут!»

Пошли к постоялому двору. Раненый Ваня тем временем сумел выползти на двор, но сам идти не мог. Подхватили его кишинёвцы и уволокли.

Но он всё равно умер.

(Записано Н. Бессоновым от Владимира Чеботарёва.)

Отец рассказывал, что один цыган вошёл в дом и увидел, что хозяин спит на сундуке. Он ухитрился так тихо приподнять крышку, что тот не проснулся. Вытащил добро, тихонько опустил крышку. И ушёл незамеченным.

(Записано Н. Бессоновым от Владимира Чеботарёва.)

Братья из вицы туркулеште: Слева направо – Митрушка, Володя Гузган, Коля Макай. Из архива В. Е. Чеботарёва

Старались кишинёвцы, чтобы братья на одну кражу не ходили. Если заметут – чтобы на свободе остался в семье другой кормилец.

(Записано Н. Бессоновым от О. А. Чеботарёвой, 1936 г. р., в пос. Быково Московской обл. в 2013 году.)

Ну что? Приступаем к психологическому анализу?

Понятно, почему кишинёвцы не любили ходить на дело с гажями? Потому что бросят по-любому в случае чего. И тут-то страшно было возвращаться.

Далее.

Шли-то они не на мокруху. Иначе надо было сразу в коммерсанта палить, а не в потолок. Но договаривались – просто пужать русских выстрелом.

Кишинёвец может убить в ситуации борьбы за свою жизнь. Когда – кто кого. Тогда – да! Могут проснувшегося хозяина рубануть топором, если тот сам взялся за оружие. Но с самого начала планировать кровь – не по-кишинёвски это. Последнее это дело – людей из-за денег убивать.

И наконец.

Вернулись-то не с целью мести. Маузер уже работал. Могли бы к окну подобраться и выстрелить исподтишка в «боевого» коммерсанта.

Но это и в голову не пришло.

Забрали раненого – и смылись.

Во время коллективизации представители властей явились в один из таборов и потребовали сдать коней в колхоз. Цыган Васыля из рода вэкареште вступил в перебранку с милицией, и был тут же на месте расстрелян.

Кишинёвец из рода боулеште Георгий Курга стал организатором колхоза Вёшенский в Боковском районе Ростовской области, село Антоновка. Тогда по документам он был Василием Андреевичем Романовским. Разумеется, во время «сплошной коллективизации» цыганам пришлось нелегко. Почти все имели по 5-6 лошадей, некоторые и по десять. Кони были породистые. Чтобы избежать конфискации и не попасть в кулаки, цыгане записались в колхоз, который назвали «Красный шатёр», – тем и спаслись. Кишинёвцев в колхозе оказалось немного, в основном соглашались осесть на землю донские влахи. Но были и русские, которым грозило раскулачивание. В других местах их принимать боялись, а цыган-председатель записывал. Таким образом, набралось 300-400 человек. Агроном и полеводы были русские. Георгий Курга был избран на свою должность общим собранием, его вызвали в район и предложили поступить на агрономические курсы. Его жена Зана стала заведовать женотделом, за что и получила прозвище Крупская.

Колхозу выделили семенной фонд и инвентарь: бороны, плуги. Но посевная началась ни шатко ни валко. Цыгане были разделены на бригады и старались, чтобы «собственные» кони оказались при них. Каждый жалел впрягать именно свою лошадь – норовил, чтобы она лучше паслась. Тогда председатель перетасовал коней заново, и работа пошла.

Но всё равно «Красному шатру» не суждена была долгая жизнь. В печати появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», в которой признавались перегибы при коллективизации. Из текста «Правды» можно было понять, что из колхоза можно безнаказанно уйти. А для цыган колхоз – тюрьма. Георгий Курга понимал это лучше районного начальства. Поэтому, когда его вызвали и велели зачитать «Головокружение…» на общем собрании, он сказал, что хорошо бы повременить, пока не кончится посевная. В принципе он был не против распада коллективного хозяйства, но не хотел, чтобы цыгане напоследок растащили семенной фонд и тем подставились под удар. Пусть лучше разбросают вначале семена в землю. Одним словом, он оттягивал собрание как мог.

Стоят (слева направо): Леля (сын Броскоя), Георгии Курга (боулеште), Броской (гузулеште), Петро (сын Броскоя), Чомба (сын Броскоя), сидят: Володя (Хорахай) (чёнкеште), Мокано (боулеште), Матаня (боулеште), Володя Хобяй, Хондра (боулеште), г. Кирсанов Тамбовской обл. 1949 год. Из архива В. Е. Чеботарёва