Езид Гехинский - Слово мудрости. Афоризмы, размышления, наставления. Книга пятая

Я не могу судить о сочинении, пока его пишу. Нужно поступать, как художники, и отходить на несколько шагов, но недалеко. На какое же расстояние? Угадайте…

Моя книга в такой же мере создана мной, в какой я сам создан моей книгой. Это – книга, неотделимая от своего автора, книга, составлявшая мое основное занятие, неотъемлемую часть моей жизни.

Пусть не говорят, что я ничего не сказал нового, само расположение материала ново.

Я-то хорошо знаю, сколь дерзновенно пытаюсь я всякий раз сравняться с обворованными мной авторами не без смелой надежды обмануть моих судей: авось они ничего не заметят.

Кто-нибудь, пожалуй, скажет, что и я здесь только собрал чужие цветы, а от меня самого – только нитка, которой они связаны. И правда, подчиняясь вкусам общества, выступал я в этих заимствованных уборах, но при этом отнюдь не допускаю, чтобы они заслоняли и скрывали меня самого.

Пчелы перелетают с цветка на цветок для того, чтобы собрать нектар, который они целиком претворяют в мед; ведь это уже больше не тимьян или майоран. Точно так же и то, что человек заимствует у других, будет преобразовано и переплавлено им самим, чтобы стать его собственным творением, то есть собственным его суждением. Его воспитание, его труд, его ученье служат лишь одному: образовать его личность.

Во-первых, написанное слово должно убеждать других, во-вторых, оно должно подстегивать собственное авторское мышление как глубоко личный процесс.

Благоговейный трепет, какой переживал наш великий поэт ( А.С.Пушкин ) в минуты вдохновения, невольно передается его читателям, и в этом быть может, состоит наиболее яркая печать его истинной гениальности.

То, что непосредственно выливается из-под пера писателя, под влиянием внутреннего порыва или сильного внешнего впечатления, невольно захватывает нас своею силою и жизненностью.

Если ты хочешь, чтоб плакал и я, то сам будь растроган.

Я не думаю, чтобы доводы, не трогающие меня за живое, не касающиеся сущности моего бытия, могли чрезвычайно поразить других людей. Писатель, извлекающий свои сюжеты из всего, что жужжит вокруг ушей, вместо того, чтобы выносить их из своей души, должен бы знать, что он потеряет гораздо более, чем выиграет.

…Мыслитель и художник должен страдать вместе с людьми для того, чтобы найти спасение или утешение. […] И потому страдание и самоотвержение всегда будет уделом мыслителя и художника.

Я не всегда разделяю свои взгляды.

Миссия Лермонтова – одна из глубочайших загадок нашей культуры.

Признание нередко приходит к поэту только после смерти…

Есть среднеазиатская легенда о том, как великий поэт, живший очень бедно, кончил свою эпопею; когда он умер, из одних ворот выехала похоронная процессия, а в другие ворота проходила пышная процессия от шаха с поздравлениями и подарками. Это как бы история о славе, о поздно приходящей славе.

Часто твердил мне отец: за пустое ты дело берешься:

Даже Гомер по себе много ль оставил богатств?

У священников и поэтов денег нет.

…Знаю я

На опыте твоем:

Поэтам деньги не даются.

Что слава? Яркая заплата

На ветхом рубище певца.

Великий писатель – это мученик, оставшийся в живых, вот и все.

Эмили Дикинсон при жизни не издала ни одной своей книги. Ее как поэта не знала не только Америка, но даже ближайшие соседи. О ней можно сказать, что она прожила в безвестности, но через несколько лет появление ее стихов в печати стало литературной сенсацией – и маленький городок Амхерст, в котором она жила, вошел в историю как родина Эмили Дикинсон. Она стала классиком американской литературы.

Эмили Дикинсон ушла из жизни, так и не найдя для себя единственного, окончательного ответа на вопрос, что же все-таки будет с нею после смерти.

Вопрос остался открытым. Все ее надежды, сомнения, опасения, ужасания и восхищения нам понятны и сто лет спустя. Мы ведь во всем похожи на великих поэтов. Кроме умения выразить себя с достаточной полнотой.

Одиночество бывает только тогда плодотворным для художника, когда художник тяготится им и пытается его преодолеть своим творчеством.

То, что выдающимся умам предназначено подарить миру, то они начинают собирать уже в юности, в виде материала собственных наблюдений и своих основных воззрений; но разработать собранное им удается лишь в позднейшие годы. В большинстве случаев великие писатели дают свои лучшие произведения приблизительно около 50-летнего возраста.

Писатель формируется не только за письменным столом, но формируется в самом пекле жизни, ибо описанию страстей должны предшествовать страсти.

Вы хотите узнать мое мнение о пьесе, когда я не знаю даже имени автора?

Сочинения иных ничем не блещут, кроме имени.

Быть интересным – первая обязанность малоизвестного автора. Право быть скучным принадлежит только тем писателям, которые уже прославились.

Мы, рассказчики, словно моряки стародавних времен, и никому из нас не удастся остановить «свадебных гостей» (иными словами, спешащую публику), пока он не придумает что-нибудь более увлекательное, нежели заурядный опыт среднего мужчины и женщины.

Поэзия бывает исключительно страстию немногих, родившихся поэтами; она объемлет и поглощает все наблюдения, все усилия, все впечатления их жизни…

Поэзия – памятник, где запечатлены лучшие и счастливейшие мгновения самых лучших и счастливейших умов.

Все, что поэт пишет с божественным вдохновением, то весьма прекрасно.

Никто не может быть хорошим поэтом… без душевного горения и как бы некоего вдохновенного безумия.

Поэзия есть высший род искусства. Всякое другое искусство более или менее стеснено и ограничено в своей творческой деятельности тем материалом, посредством которого оно проявляется. Поэзия же выражается в свободном творческом слове, которое есть и звук, и картина, и определенное ясно выраженное представление. Поэтому поэзия заключает в себе все элементы других искусств.