Фридрих Фурман - О греко-римской филантропии: от взаимности дарений к гуманизму и милосердию

О тщательном отборе почестей и отличий, как и о их балансировке с дарами свидетельствуют памятные надписи по широкому кругу пожертвований. Среди них, к примеру, дары, собранные гражданами острова Самос для украшения храма богини Геры, или членами религиозного общества на строительство храма Диониса в греческой колонии на Черном море, или гражданами Колофона в Малой Азии для укрепления городских стен. В последнем случае (310 год до н.э.) надпись сообщает, что граждане могут внести, сколько они пожелают, но, если выяснится, что это меньше, чем они обещали ранее, должны быть пересмотрены и почести для них. В другом случае, состоявшемся век спустя и в другом месте, определенные суммы взносов уже привязываются к различным почетным званиям. А если кто-то из состоятельных граждан уклоняется или занижает сумму взноса, ему грозит расследование. И, возможно, что дело будет передано в суд за небрежение общественным долгом с исключением из уже установленных почестей, назначением на нежелательные, а то и разорительные должности и даже возможной конфискацией имущества. Подобное общественное давление не только воспитывало, но и понуждало богатых доноров к щедрому поведению, и нередко в надписях сообщается, что кто-то из них «добровольно» увеличивал свой взнос, поскольку он, мол, осознал, что от него ожидают 42 42 Там же. .

Не унаследован ли этот принцип согласования почестей и даров со стимулированием последних в филантропии наших дней? Да, конечно, поскольку и сейчас присваиваются почетные звания донора, патрона, друга, члена какой-либо бесприбыльной организации – театра, музея, госпиталя, университета, парка, исторического памятника и прочее – в зависимости от размера пожертвования с извещением об этом на памятных досках, а нередко и сооружением памятников особо щедрым филантропам и известным деятелям, чтобы прославить одних и поманить почетом других. Но в античных городах-государствах давление на богатых было значительно сильнее – это было скорее понуждение с угрозой, чем стимулирование, и оно было сопряжено не только со славой, но и возможным бесчестьем и даже разорением.

То, что принцип взаимности в античной филантропии был правилом, а не исключением, подтверждают многочисленные надписи. Из них ясно следует, что нередко вступление в любую должность, как в общественном клубе, так и в государстве, подразумевало подобающее пожертвование. Город, нуждающийся в сооружении городских стен для защиты от нашествий и грабежей, отыскивал или приглашал того, кто был в состоянии это сделать своими талантами и деньгами. И по окончании его службы воздавал ему причитающиеся почести. Прославление достойных членов греческих союзов (клубов, ассоциаций) было осью, вокруг которой вращалась их жизнь, и принятие почетных резолюций в связи с концом карьеры своего главы, потратившего на клуб немало денег, считалось правилом – в ожидании, что он вновь расщедрится.

Такими же примерно были и римские коллегии. Для них главными разрешенными римским сенатом видами деятельности было обеспечить своим членам достойные похороны, финансировать праздники, юбилеи, игры и прочие развлечения. Так, в одной из надписей 2-го века, воздается должное главе коллегии в г. Ланувий (Лацио, Италия), который закупил для своих «коллег» ароматные масла для публичных бань перед ежегодным банкетом в честь богини Дианы. Но это были весьма скромные расходы в сравнении с теми, что требовались от состоятельных людей, занимавших общественные посты в городах-государствах и жертвовавших средства для всех их граждан. Особо крупные расходы были связаны с постами главных жрецов, поскольку от тех, кто их занимал, ожидали полной или частичной оплаты религиозных праздников. Еще большие затраты-пожертвования были связаны с теми высокими должностями, после занятия которых, требовалось проводить раздачи всем гражданам зерна, масла и других продуктов, причем, бесплатно или по сниженным ценам. В республиканском Риме этим занимались эдилы, и эти посты решались занимать лишь очень богатые граждане. Разумеется, таким деятелям воздавались и особые почести – устраивались чествования, отмечались дни рождения, сооружались памятники, а в надписях к ним часто сообщали не только даты и объемы раздач, но также и цены – рыночную и «субсидированную», чтобы особо подчеркнуть границы их щедрости. Но когда случались неурожаи или войны, из-за которых зерно и масло сильно дорожало, горожане с трудом находили желающих занять эти также дорожавшие посты. Иногда на такие должности назначали даже несовершеннолетних и женщин. Неважно, что у них не было ни способностей, ни опыта – лишь бы у них были так нужные городу деньги. К таким отчаянным мерам прибегали лишь после того, как какие-то смельчаки в одиночку или группой брали на себя обязанность по очереди «держать» важный пост по году или по несколько лет подряд. Этот общественный героизм обычно сопровождался особым упоминанием в надписях о том, что «имярек» взялся за эту должность, когда все другие от нее отказались. В одной из таких надписей 1-го века сообщается, что три гражданина г. Акраефия в Беотии (Греция) в трудных обстоятельствах взяли на себя по доброй воле должность полимарха (военачальника, судьи и жреца) и рыночного контролера и тем самым ответственность за обеспечение города зерном и маслом 43 43 Hands, 1968, p. 54—55. .

Число почетных статуй и резолюций в камне постепенно выросло столь сильно, что и у греков, и у римлян появился соблазн использовать их повторно, например, меняя у статуи лишь голову, а на памятной доске с текстом лишь имена. Цицерон, в качестве правителя Сицилии, писал, что он чрезвычайно устал от лживых надписей к памятникам, относящихся, на самом деле, к чьим-то другим статуям. Тацит сообщал, что даже статуи обожествленных императоров не могли избежать этого бесчестия, как, например, случилось со статуей Августа, которую «переоборудовали» в памятник его наследнику Тиберию 44 44 Там же. .

Уже отмечалось, что доноры и благодетели в античности добивались не только прижизненной, но и посмертной славы. Хэндс, ссылаясь на Сенеку, пишет, что лишь два из многочисленных публичных пожертвований весьма щедрого Плиния Младшего не носят очевидного завещательного характера 45 45 Там же, p. 157, note 54. . Те, кто записывал в завещании пожертвования, – как и в наше время они были, как правило, намного крупнее, чем многочисленные и небольшие прижизненные дары, – тот рассчитывал взамен на бессмертные почести. Более того, во многих почетных постановлениях властей или благодарных сограждан предусматривалось, что отличия, звания и награды, предназначенные данному филантропу, могут (о чем он нередко просил сам) переходить после его смерти старшим наследникам во все последующие времена. Часто члены союзов и коллегий, а также сограждане голосовали за присуждение человеку таких почестей, которые «заслуживают унаследования потомками» – формула, ставшая в античности достаточно популярной 46 46 Там же, p. 55 .