Александр Строгов - Искривлённая история

Говоря о немецкой артиллерии, нужно подчеркнуть её обычное превосходство над российской, особенно в количестве снарядов, то есть собственно в интенсивности артиллерийского огня. Преимущество в артиллерии крупных калибров зачастую являлось подавляющим. Нельзя забывать и о том, что немцы проявляли большое мастерство в процессе подготовки огневых ударов: умело маскируя артиллерию, они достигали внезапности, зачастую заставая противника врасплох; немалым также было и превосходство в управлении огнём.

Подразделения MGA из резервов германского верховного командования и артиллерийские батареи, переброшенные под Ковель, стали главной причиной тяжёлых потерь, понесённых гвардией – то было подлинное столкновение стали и огня, с одной стороны, и «живой силы» – с другой. Гвардейскую армию на тот момент именовали просто «армией В. Безобразова», что свидетельствует о некоем скрытом недовольстве фронтовых генералов этими элитными частями и, вероятно, самодержавием. Не исключено, что именно странные интонации, сопутствовавшие произнесению такого достаточно необычного для армии названия, послужили причиной для переподчинения её в августе 1916 г. генералу от кавалерии И. Гурко и переименованию в Особую.

В сентябре началось наступление Юго-Западного фронта, направленное, как и желал того А. Брусилов, на Владимир-Волынский, Львов и Галич. В победоносной ещё совсем недавно 8-й армии боевой дух упал настолько низко, что русская артиллерия открыла огонь по собственным окопам с целью побудить её к атакующим действиям (!). Свидетельство генерала от кавалерии Г. фон дер Марвица, командовавшего войсками противника, в этом случае может вызвать сомнения, однако нельзя забывать, что 8-я армия к тому времени потеряла десятки тысяч человек ранеными, убитыми и пленными; её личный состав прошёл доукомплектацию за счёт призывников и солдат, вернувшихся на фронт после излечения, то есть едва ли вдохновлённых перспективами ожесточённых боёв. Это позволяет предположить, что Г. фон дер Марвиц, если и преувеличивал, то не слишком.

Три попытки наступления на Волыни, предпринятые в сентябре, захлебнулись; 5 октября царь (и Верховный главнокомандующий) Николай II даже потребовал вывести Особую армию из боя со словами: «Я решительно против дальнейшего развития операции 8-й и Особой армий, операции, обещающей нам минимальный успех при громадных потерях» . Царя, тем не менее, не послушали (это очень важная для дальнейшего развития событий деталь), и А. Брусилов, после нескольких разговоров, всё же смог убедить наштаба главковерха М. Алексеева в необходимости ещё одной решительной попытки. Четвёртый штурм, как нетрудно догадаться, был также отражён с огромными потерями.

Противник нанёс ряд успешных контрударов в Карпатах, на Волыни и на Владимир-Волынском направлении. Юго-Западный фронт ответил «разрозненными ударами», вероятнее всего, не преследовавшими иной реальной цели (ведь всем было очевидно, что вражеский фронт уже не прорвать), кроме «исполнения союзнического долга». Румыния, в едином патриотическом порыве присоединившаяся к войне, выставила полумиллионную армию с устаревшим, даже по меркам 1914 года, вооружением.

Войска Центральных держав, пользуясь возможностью атаковать Румынию с территории Австро-Венгрии и Болгарии, окружив, быстро разгромили её войска ударами с нескольких направлений и взяли Бухарест. Сосредоточенный в Добрудже русский 30-й корпус (А. Зайончковский), вскоре развёрнутый до армии, смог оказать содействие лишь вытесненным из Румынии остаткам разгромленных вооружённых сил незадачливого союзника. Вместо того, чтобы оказать помощь Антанте, румыны сами пережили разгром; на линии границы, ещё недавно бывшей нейтральной, России пришлось создать новый фронт, Румынский, что ещё более ослабило её группировку в Галиции. Операции окончательно выдохлись к декабрю.

Сведения о потерях, как это обычно бывает, А. Брусиловым излагались в самом выгодном для него свете; так, сводки о количестве погибших, раненых, взятых в плен и пропавших без вести русских солдат подавались им с запозданием – и с применением всевозможных уловок, достойных учебников по крючкотворству. Например, в случае с гвардейской армией, которой живо интересовались «наверху», он позволял себе грубым образом фальсифицировать данные, указывая потери, в 10 меньшие, нежели в представленных ему подчинёнными отчётах. Потери же противника неизменно оказывались существенно более высокими, что обычно не имело с истиной ничего общего.

В конечном итоге, наступление Юго-Западного фронта обошлось в 1 млн. 454 тыс. чел., что соответствует численности полученных им в этот период подкреплений. Австро-венгерский Северный фронт, учитывая боевые действия в полосе Западного фронта и в Румынии, потерял за это время 639 тыс.чел., германские войска – 140 тыс. чел., всего – 779 тыс. чел., из которых более половины (417 тыс. чел.) составили пленные. Таким образом, А. Брусилов потерял в 1, 87 раза больше солдат и офицеров, чем противник, причём количество пленных, захваченных в первые дни наступления, должно настораживать относительно соотношения потерь в ходе боёв, которое, следовательно, может достигать цифры в 3,5 раз и более не в пользу войск Юго-Западного фронта.

А. Брусилов охотно делится с нами рецептом подобного результата: «Я действовал по-своему, широким фронтом. Это моя метода, при которой наступление развивается от всего сердца, и никто не знает, где настоящее наступление и где демонстрация». Что ж, добавить тут нечего – непродуманное, без основных и второстепенных участков, чистосердечное наступление, осуществляемое широкой грудью более чем полутора миллиона солдат – чем не метод? В оправдание А. Брусилова следует сказать, что малочисленная русская тяжёлая артиллерия всё равно не могла создавать настолько концентрированные зоны сплошной дезинтеграции, как то имело место во Фландрии, да и разжиженные боевые порядки, характерные для Восточного фронта, а также низкий боевой дух австро-венгерских войск позволяли при особенно благоприятных обстоятельствах обойтись «демонстрацией».

Немаловажно будет ознакомиться и с мнением обеих сторон относительно исхода операции. Так, немцы, взяв Бухарест и нанеся тяжелейшие потери русскому Юго-Западному фронту, имели все основания полагать себя победителями в этом колоссальном сражении. Учитывая тот факт, что на Западном фронте после операций на Сомме и под Верденом боевые действия вновь зашли в тупик, выставленные 12 декабря Центральными державами условия мира, конечно, опирались на результаты боёв на Восточном фронте. Они предусматривали, в частности, вывод немецких войск с территории Бельгии и Франции, возврат немецких колоний, «исправление» границ Италии и Сербии (очевидный намёк на территориальные уступки со стороны этих держав), раздел Черногории, восстановление независимости Польши, присоединение к Германии Люксембурга, Курляндии и Литвы. Если оценить этот документ, легко прийти к выводу: по мнению немецких военных и дипломатов, Россия в результате наступления Юго-Западного фронта поставлена на грань неминуемого поражения, и поражение это является вопросом самого ближайшего времени. Будущее показало, что они не ошиблись.