Николай Штаченко - На службе двух государств. Записки офицера-пограничника

Шли женщины напрямик, через поля, по протоптанной тропинке: через Настекин двор женщины межой проходили до колхозного поля, далее шли через колхозное поле к акациевой посадке (она шла параллельно нашей улицы), затем по тропе через совхозное поле выходили к середине абрикосовой посадки (она располагалась перпендикулярно акациевой посадки), потом шли далее по полевой дороге вдоль абрикосовой посадки; по ее окончанию, – поворачивали налево и шли еще метров 500—600 по дороге вдоль смешанной посадки, расположенной перпендикулярно абрикосовой и, таким образом, доходили до тырла, где лежали и отдыхали коровы.

Я был маленький, мне было полтора года, и в то лето, 1948 года, мама оставляла меня дома. В хате стелила на полу старое пальто, застилала его одеялом, садила меня, приносила и давала мне отцовские новые хромовые ботинки, – я любил зашнуровывать и расшнуровывать эти ботинки. Этой работой увлекался до тех пор, пока не ложился и не засыпал. Мама через пару часов возвращалась, – я уже спал.

На следующий год, весной (в марте 1949 года), родилась моя младшая сестра – Нина. Это – шестой ребенок в нашей семье. Я подрос, летом 1949-го мне уже было 2,5 годика. Мама так же ходила в поле доить корову. Нину укладывали спать, наблюдала за ней наша нянька – сестра Люда. Я часто просился идти с мамой до коров. Идти было далеко, возвращаясь домой, я чувствовал усталость и просился маме на руки. Так что маме приходилось в одной руке нести ведро с молоком, а в другой – меня. Мама старалась идти до коровы без меня.

Припоминаю один случай, который произошел со мной тем летом 1949 года. Где-то под вечер, в один из летних дней, сестра Люда пошла со мной к нашим родственникам – Кротенкам (они жили через три хаты от нас). Там проживала 12-ти летняя наша троюродная сестра – Катя; во дворе с ней играла еще одна подружка.

У Кротенка в 10-ти метрах от дороги находился длинный сарай, по проволоке на цепи бегал вдоль сарая, со стороны дороги, злой черный пес. Кто проходил по дороге мимо, – так этот пес рвал цепь и такое сальто делал, что, если бы сорвался, то разорвал бы этого человека в клочья.

Так вот, три подружки собрались на этом дворе, заигрались, я рядом играл, потом пошел по двору вглубь, пытался поймать бабочек, достиг соседского забора, повернул налево к сараю, обошел его с торца и тут я оказался в трех шагах от собаки. Я до сих пор ощущаю тот детский испуг. Бежать от него не стал, остановился и смотрю. Пес, увидев меня, медленно подбежал ко мне и начал обнюхивать. Что было дальше, я не помню. Девчонки играли, потом спохватились, – «где же Коля?» Начали смотреть во дворе – меня нигде не видно. Люда рассказывала: «Вышли потом мы со двора к дороге, смотрим: Коля возле собаки и обеими ручками гладит его шею, а он сидит себе, задрав голову. Немедленно мы позвали тетку (хозяйку), она подбежала и забрала Колю от собаки».

Какой переполох дома я наделал в свои два с половиной года?

Это было опять лето 1950 года. В обеденное время меня мама то брала с собой к корове на тырло, то оставляла дома под присмотром старшей сестры. В один из дней, она с соседками ушла доить корову в степь, на аэродром, без меня. Я играл дома во дворе. Мы ожидали, что вот-вот скоро мама должна вернуться от коровы. Я, втихаря, решил пойти к ней навстречу. Незаметно вышел со двора и, зная маршрут движения доярок, пошел тропой через соседский двор, тропинкой через колхозное поле пошел к акациевой посадке (к ней метров 700—800), перешел через эту посадку на другую сторону, нашел тропинку через совхозное кукурузное поле и пошел по ней в сторону абрикосовой посадки. Прошел по кукурузной тропинке метров 500—600, мамы не встретил. Кукуруза была высотою более 2-х метров. Увидев на кукурузном початке бабочку, я решил ее поймать. Она взлетела и села на кукурузный початок в следующем ряду, – я за ней, но она улетела. Я решил идти дальше навстречу маме. Начал искать тропинку, два шага сделал влево – тропинки нет, вправо – ее нет; начал кружить – так и не нашел. И начал ходить кругами по кукурузе. Потом решил двигаться между двумя рядками кукурузы, долго шел в одном направлении. Пока я шел по кукурузе, рядом пробегал, то назад – то вперед, большой серый пес, останавливался, вывалив язык, смотрел ласково на меня, потом убежал вперед и больше я его не видел. Наконец закончилось кукурузное поле, и я вышел на дорогу: Лиховка – Мишурин Рог, а это с километр от того места, где я потерял тропинку. Смотрю, в какую же сторону идти домой? – нашего хутора не видно за деревьями ни справа, ни слева. И вместо того, чтобы по дороге пойти вправо к нашей улице, я пошел в левую сторону по дороге, то есть в сторону Мишурин Рога. Прошел несколько сот метров по дороге и тут вижу: навстречу едет на велосипеде мужчина с нашей улицы – Коновал Остап. Он остановился и спрашивает: «Мальчик, ты чей и куда идешь?» Я говорю, что иду домой и мои родители – Штаченко. – «Так ты же не в ту сторону идешь», – сказал он. «Садись ко мне, я подвезу тебя домой», – предложил он. Довозит меня домой, а там меня везде все ищут. Ведь прошло более 2-х часов, как я вышел из дома. Уже и мама давно вернулась от коровы.

Врезалось мне в память и событие, которое произошло 1-го Мая 1950 года.

Мои родители, и некоторые из соседей, собрались отмечать этот праздник у наших родственников – у Кротенко. Дядя, Нестор Кротенко, являлся двоюродным братом моей мамы. Как раз к ним пришла с Бузовой тетя Галя – двоюродная сестра моей мамы. Люди в компании сидели, выпивали, песни пели. Подошло время к обеду, мама пришла домой кормить курей и другую живность. Мой отец, с маленькой годичной сестрой Ниной, оставался еще в гостях. Я находился дома, во дворе. Пока мама кормила меня и старших братьев, управлялась с худобой, свиньей и курами, пробило около 15-ти часов. Люди начали расходиться с гулянки от Кротенка. И вдруг, слышу, как мама всплеснула руками и говорит: «Куда же он с маленькой-то Ниной пошел?». Я тоже посмотрел в сторону большака – дороги на Лиховку – и увидел: тетю Галю, отца с Ниной на руках и еще троих человек, которые уходили домой. Отец пошел их провожать; все они повернули в сторону фермы, и отец пошел с ними дальше. Мама надеялась, что он вот-вот вернется, но, оказывается, он пошел до самой Бузовой. Уже вечерело, а отца все нет. Мама заволновалась: «Как же маленькая Нина?» Взяла меня за руку, позвала мою старшую сестру Люду, и мы пошли мимо фермы, через луга, на Бузовую, где жила двоюродная незамужняя сестра мамы. У нее был 10-ти летний сын – Юра, и жила она со своим старым, больным отцом. И тут явились мы. Нина лежала на кровати, – спала, а отец с тетей Галей сидели и весело разговаривали. Отец тети Гали лежал в другой комнате.

Увидев эту картину, мама начала стыдить отца, мол, уже вечер, ребенок не кормлен, а он пошел с маленькой Ниной в такую даль провожать гостей. Отец вскочил, начал ругать и обзывать маму, грозился побить. Мы выскочили на улицу и направились бегом домой через луга; отец – хмельной, с Ниной на руках, – за нами следом. Так он следовал за нами в метрах за 100—200 и преследовал нас до самой нашей хаты, выкрикивая ругательства в адрес мамы. Мы заскочили в хату, мама – на горище (чердак) прятаться. Старшие братья: пятнадцатилетний Виктор и тринадцатилетний Володя, – держали входные двери; отец рвался и говорил: «Откройте, не то – буду ломать двери». Хлопцы отвечали: «Не пустим – ты будешь бить маму». Я стоял в сенях, испугался, плакал. До полуночи держали двери, отец немного протрезвел, успокоился, сказал, что никого не собирается трогать. Вот тогда и открыли хлопцы двери. Действительно, отец пришел в себя и никого не трогал.