Азиза Джафарзаде - Напасть

То же нетерпение испытывал и Мирза Салман, однако, ничем не выказывавший своих чувств.

Мохаммед, занятый богоугодным служением, не мог не заметить неожиданного вторжения: "Чего они от меня хотят?" Шепча слова молитвы, он мысленно укорил себя за то, что отвлекся от общения с Всевышним и невольно вспомнил предание о пророке Мохаммеде, ведшем разговор с приближенными о богослужении, и все были едины во мнении, что даже при самом истовом радении душа так или иначе будет отвлекаться мирскими заботами. Пророк предлагает: кто совершит два рукета намаза, не отвлекаясь на посторонние мысли, тот получит в дар верблюда; присутствовавший при этим Хазрет Али также участвует в совершении намаза, и затем Посланник Аллаха говорит ему: "О, Али! Твое благочестие ведомо всем нам, но скажи, посетило ли тебя постороннее желание?" Али ответствует: "О, Посланник Аллаха, я истово молился и не помышлял ни о чем другом. Однако в последний миг я подумал: какой верблюд мне достанется: белый или...?"

Худабенда, занятый молитвой, досадовал, что уединенное радение его нарушено неуместным появлением людей, на которых ещё он не взглянул.

Наконец, он окончил молитву, приложился устами к печатке и четкам, лежавшим на молитвенном платке-джанамазе, сложил платок и обратил взоры на вошедших. При виде их заморгал, щуря подслеповатые глаза со спутанными ресницами.

-Вы? Извольте сесть... Что случилось? К добру ли ваше появление? Мне, знаете, накануне приснился тревожный сон.

Вошедшие опустились на колени: бейим поближе, Мирза Салман - поодаль. Первой начала она:

-Гиблеи-алем1, первой присягает тебе, первой поздравляет и приветствует тебя и уповает на награду за благую весть мать четырех чад твоих Мехти-Улия...

Ей вторил дребезжащим и дрожащим голосом Мирза Салман. Худабенда почему-то не сводил взгляда с его трясущейся бороды.

Похоже, после намаза в его тусклых глазах прибавилось света. А из-за трясущейся крашеной бороды лилась велеречивая тирада:

-Паду у ног твоих, гиблеи-алем! Да хранит Творец твою державу. Да продлятся дни падишаха нашего, света очей наших, и да пребудет во веки веков вверенная тебе страна! Да благословит тебя дух великого деда шахиншаха Исмаила, многолетнего правителя салтаната, отца твоего шаха Тахмасиба! Да преклонит голову мир перед троном твоим и благословит волю твою. Да придет свет очам твоим и милость душе твоей!

Мирза Салман не знал удержу. Хейраниса-бейим скрипела зубами: "Бес бородатый! Чего он талдычит про свет очей, то, се... Будь свет в очах, он бы... Знай плешивый исцеленья - себе бы удружил..."

-Господь Творец...

Худабенда все еще пребывал в отрешенном состоянии, вызванном истовым радением, и слушал вполуха, не понимая толком, о чем речь.

-Что же произошло, Мехти-Улия? Уж не беда ли какая?

Жена поспешила растолковать:

-Какая беда? Радуйся! Ты уже не шахзаде, а шах!

Худабенда снова часто заморгал, глаза его выкатились из-под набрякших век.

-Что?

Бейим и Мирза Салман заговорили наперебой:

-Гиблеи-алем, перебираемся в Газвин! В столицу! О, внук Исмаила, о, сын Тахмасиба, в Газвин собирайся! Гурултай тюркских вождей призвал тебя на шахский трон, под шахский венец! Тебя, Худабенда, раба Божия!

Бейим подступила к мужу, поцеловав ему руку, приложила к челу своему.

-Паду я за тебя, отныне ты - шахиншах Ирана.

Растроганный и разделяющий радость жены Мохаммед Худабенда при словах "паду за тебя" прошептал: "не приведи Аллах!"

Бейим не столько услышала, сколько угадала эти слова по движению губ и, забыв о присутствии Мирза Салмана, припала к коленям мужа.

-Да убережет тебя Аллах от бед и напастей! Паду ради тебя, ради чад наших, ради всех вас!

Мохаммед легким мановением отстранил ее от себя.

Мирза Салман молча наблюдал за ними, боясь пикнуть. Как же любила эта красавица своего благоверного! И Мохаммед души не чаял в ней, обожал ее, и, Аллах свидетель, сколько упоительных ночей провел с ней, и не променял ее ни на какую придворную прелестницу.

Мирза Салман был не настолько глуп, чтобы не понимать щекотливость положения. Он рискнул подать голос:

-Если господин мой, шахиншах Ирана, позволит откланяться покорному слуге, я бы отправился готовиться к переезду...

Бейим радостно опередила мужа, не считаясь с установлениями этикета:

-Ты свободен, Мирза, свободен. Ступай, собирайся в путь-дорогу. Сегодня же кончайте сборы.

-Слушаюсь и повинуюсь.

Мирза Салман ушел.

Хейраниса-бейим дала волю обуревавшему ее восторгу, кинулась в объятья мужа, осыпая жаркими поцелуями отца своих детей, спутника жизни своей и отныне шаха страны своей... "Аллах, ниспослав тебя, сподобил счастья... прошептал набожный Мохаммед. - Ты - дар Творца..."

Так бывало всегда; пока муж решал, как быть, что предпринять, она опережала его. Уже народила четверых детей, но все еще была молода сердцем и плотью. Создатель одарил ее страстной натурой. И теперь, разоблачая супруга, в буквальном смысле слова, она распалялась сама, и распаляла его. Она пользовалась предоставившимся моментом. Ведь завтра предстоит отправиться в путь. Дорога утомит ее благоверного, а в Газвине начнется череда ритуалов, восшествие на престол, возлагание венца, поздравления, приемы вождей племен, иностранных представителей... она упивалась стихией захлестнувшей ее страсти, ощущая ее каждой клеточкой своего тела, наслаждалась и доставляла наслаждение ему, пила эту усладу, как жаждущая газель пьет воду, обвивая руками мужа. "Какая неистовая сила в этих хрупких руках!" - изумлялся он, старался отвечать на ласки с тем же пылом, да и стараний не требовалось, - он и сам воспламенился от огня, исходящего от ее дыхания. В эту ночь, кажется, они так и не уснули. Будто спешили возместить тяготы предстоящих многотрудных дней.

Сватовство

До Хейраниса-бейим дошли разговоры о том, что собираются явиться сваты к ее золовке Фатиме Солтан, дочери шаха Тахмасиба. Прознала, кто желает породниться с ними. Ее осведомители подтвердили слухи. Это был сын знатного, именитого эмира,. Амирхана Туркмана, пользовавшегося широким влиянием. Бейим понимала, что женив сына на шахской дочери, эмир упрочит влияние и роль своего племени. Собственно говоря, все эмиры стремились усилить позиции своего "электората", опередить и оттеснить пользовавшихся изрядным влиянием при дворе шамлы и устаджлы. Верным путем были узы родства. Такие "политические" браки были не внове. Теперь и туркманский эмир решил прибегнуть к этому способу. Ему и в голову не приходила мысль о возможном отказе. Правда, он знал об отношении старшей жены шаха к своей "тайфе"1, но эта затея эмира означала также и желание смягчить отношения с самой шахиней, как бы "сварить плов примирения".