Азиза Джафарзаде - Напасть

Пока эмир отправлялся в шахский дом в качестве просителя-свата, он не преминул обставить визит с особой помпой, подобающей гостю, преступающему через порог государя. Он собрал именитых аксакалов, которым предстояло, как велел обычай, воссесть на "элчи-дашы" - "сватов камень". Придирчивое внимание уделил их одеянию, оружию, чтоб все выглядело честь по чести. Хотя еще об обручении и речи не шло, загодя приготовили дорогие дары для шаха, старшей жены и искомой невесты. Эти подношения надлежало нести нукерам и служанкам на голове, на плечах и на руках. Пусть знает Башхарем старшая-главная жена, сующая нос в державные дела, что и эмир не лыком шит, и не какая-нибудь чернь пожаловала к их порогу.

И вот они явились - впереди шествуют аксакалы, за ними эмиры, следом челядь с дарами. Народ, столпившись по обе стороны дороги, глазел на пышную церемонию. Судили-рядили, кто, кого кому сватает, что ответит шахский дом, согласятся ли выдать замуж Фатиму.

-Да, ничего не скажешь... достойно имени...

-И его, и...

-Амирхан маху не даст. Знает, в чьи двери стучится...

-Валлах, мне не верится... эта шахиня, знаешь ли...

-Да, с ихним родом-племенем не в ладах... Она только свой отчий край признает, Мазандаран. Да еще с таджиками-фарсами якшается.

-Тебе-то какое дело?..

-А что я такого сказал?

-Говори, да не заговаривайся. Держи свое при себе. Смотри и помалкивай.

-Ну да. Какое тебе дело до шахини? Нашел, о чем говорить!

-Я своими глазами видел ее, когда она ринулась в бой с нашенскими, из рода зюльгадар. Огонь-женщина! На коне, в шлеме, с мечом-щитом! Клянусь, у эмиров поджилки тряслись при виде ее... Она такие крутые приказы отдавала! Лучше бы Аллах сподобил такой отвагой ее благоверного...

-Всевышний забыл, видно, с тобой посоветоваться...

-Клянусь жизнью, правду говорю. Она и есть истинный падишах!

-И полководец!

-Хватит вам молоть языком! Дайте поглядеть спокойно! А что до падишаха - чем плох? Благочестивый, праведный, опора ислама, слуга Аллаха... Ревнитель Хазрета Али... И мудростью не обделен, как и его предки...

-Может, и так. Не могу сказать. Но насчет того, чтоб мечом владеть... и державу держать в руках - слаб... Предоставил бразды правления своей жене. А она поступает, как ей заблагорассудится. Говорят еще, что добро из казны потихоньку к себе в отчий дом, в Мазандаран сплавляет...

-И за кровь отца отомстила...

-Отомстила - не то слово... Все гызылбашские племена кровью давятся... по ее милости.

-А как же... Они-то ее отца не пощадили... удавили...

-Ну и ну... Двадцать лет спустя...

-Да пусть хоть и полвека пройдет. Такое не прощается.

-Враги тоже от нее не отстают. Еще те живодёры...

-Послушай, ты! Придержи язык! Гызылбашских эмиров живодёрами называешь? Клянусь, я тебе брюхо вспорю!

-Аллах, помилуй!

-А этот чего взъелся?

-Гызылбаш он - потому.

-Вот оно как...

"Караван" сватов чинно и торжественно продолжал шествие.

В тронном зале собралось несколько человек из свиты.

Самого венценосца еще не было.

Он должен явиться после сватов, и тогда все встанут с мест и затем, опустившись на колени, приложат уста к полу у ног его величества.

Не явилась пока и шахиня. Она войдет вместе с шахом. А пока, занятая туалетом, в окружении обхаживающих, охорашивающих ее горничных, иногда она подходила к окнам с венецианским стеклом и поглядывала на "караван сватов", вступающих на дворцовую площадь. Ну и помпа! - думала она. - Амирхан, гляди, как напыжился, грудь колесом... Кого хотят удивить этой пышностью? Впрочем... может, так и должно. Ведь к кому свататься пришли - шахской внучке, шахской дочери и сестре шаха! Но мы-то знаем, где собака зарыта. Он мнит, что мы не догадываемся о его истинных намерениях. Породниться шахским домом... Что ж, посмотрим. А пыжится, пыжится-то как! Будто уже получил согласие! Сколько наворотили хончи1! Держи карман пошире! Я - не я, если ты не получишь от ворот поворот..."

Вот уже несколько дней, узнав о предстоящем сватовстве, она нашептывала мужу всякие страхи об Амирхане, о том, что он натворит и может натворить, твердила, что сын у эмира слабоумный, недостойный столь высокородной красавицы, как Фатима. Посвятила в дело и своих людей. Ее мазандаранская родня, земляки, приятели - Гусейн Ширази, астролог Афзал Газвини, Мирза Салман были "обработаны" соответствующим образом.

... Последние сейчас восседали в приемных покоях по левую руку от шахбану-шахини, покуривая кальян. Они и без ее наущений знали, что к чему. Шила в мешке не утаишь. Конечно же, все трое друзей были едины во мнении с шахбану. Они тоже не хотели усиления племени туркман.

У ворот дворца сегодня стояла стража, возглавляемая Усатым Чавушем. Чавуш, питавший расположение к гызылбашам и к самому Амирхану Туркману, с радостью взирал на процессию. "Эшик-агасы" - визирь по внешним делам, незаметно ткнул его в бок, мол, помни о своих служебных обязанностях и рта не разевай. Чавуш, чьи пышные закрученные усищи доходили до затылка, хватился и вытянулся в струнку, стрельнув глазами на подопечных и призывая их подтянуться. Стража тоже была увлечена зрелищем. Ведь не каждый день приходится видеть такое.

Процессия вошла в благолепный просторный двор чертога с сорока колоннами. Эшик-агасы и придворные, раскрыв настежь двери приемных покоев, положили руки на сердце и склонили головы. Сваты вошли. Увидев рассевшихся по правую руку от шаха перед троном поменьше и поскромнее, эмиров ширазского, исфаганского, таджикского, персидского, они почувствовали себя неуютно, но виду не подали.

Главный визирь показал им место по левую руку от престола. Только сваты уселись, как открылась резная золоченая дверь. Вошел Мохаммед Худабенда, следом - шахбану. Шахская чета была в торжественном одеянии. Главу его величества венчала старинная двенадцатиугольная корона, искрометно сверкавшая под разноцветными бликами, исходившими от витражей. У шаха рябило в глазах. Он ступал, часто моргая. С помощью услужливо кинувшегося к нему визиря он занял место на троне.

Шахбану разоделась с особым шиком. На ее голове блистала диадема. Сквозь нигаб - тонкую вуаль, прикрывавшую лицо - просвечивали черные писаные брови, тонкие нервные губы. Появление шахбану никого не удивило. Решение важных державных дел не обходилось без нее. А сегодняшнее ее участие в таком деликатном деле, как прием сватов, выглядело вполне естественно.

При появлении шахской четы сваты, примостившиеся на подушечках, разложенных поверх тебризского ковра, разом вскочили и, приложив десницы к сердцу, поклонились. И застыли в этой позе. Наконец, шах промолвил:

-Садитесь, любезные господа, садитесь.

Правитель, щуря подслеповатые глаза, всматривался в гостей, стараясь узнать их в лицо. Он, по сути, знал их всех. Но сейчас, их, сидевших на почтительном расстоянии от престола, видел нечетко и затруднялся определить поимённо.