Николай Колесницкий - Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века)

Трибурский синод 1036 г. вынес столь же строгое постановление о взыскании десятины со славянского населения. Славяне, находившиеся под властью немецких феодалов, должны были вносить десятину, «как и прочие христиане», и их следовало принуждать к этому силой королевского банна [378].

Королевская власть в союзе с церковью стремилась подавить силы, враждебные существующему политическому строю и церкви. Выше уже указывалось на постановление Алтайхского синода 916 г. о соблюдении присяги королю. Майнцский синод 847 г. принял специальное постановление о борьбе против заговоров и недозволенных союзов (conjurationes et conspirationes). Всем участвующим во враждебных королю, церкви и существующему порядку действиях и заговорах угрожало отлучение от церкви и преследование [379]. Под этими заговорами и враждебными существующему строю выступлениями имелись в виду прежде всего выступления народных масс против их угнетателей (восстание Стеллинга 842 г. и др.).

Большое место в государственном законодательстве занимали вопросы перераспределения собственности и ренты между отдельными членами и целыми группами господствующего класса, вопросы их политических взаимоотношений. Это законодательство было связано с политической борьбой, происходившей в тот период в Германии, и в большинстве случаев являлось прямым ее результатом.

Наибольшие споры и столкновения вызывали вопросы, связанные с церковным землевладением и церковной десятиной. И это вполне понятно: в использовании церковной собственности и десятины участвовали не одни прелаты и церковные учреждения, а широкие круги феодалов во главе с королем; к этому прибавлялись еще и притязания папства па верховную власть над всем церковным землевладением и церковными доходами, а также на свою долю в этих доходах.

В постановлениях соборов содержатся строгие положения о том, что церковная собственность и десятина должны принадлежать только церкви и служить только ее нуждам. Согласно решениям синодов 841 и 852 гг., вся десятина должна поступать церквам и расходоваться под наблюдением епископа: 1/4 ее шла непосредственно епископу, 1/4 – клирикам, 1/4 составляла долю для оказания помощи нищим и 1/4 предназначалась на оборудование и содержание местной церкви [380]. Но это оставалось только на бумаге. На деле десятина, как и всякий вид феодальной ренты, использовалась всеми, кто имел право собственности на церковную землю и самую церковь (Eigenkirchenrecht), и во многих случаях ею распоряжался король. Не случайно десятина стала одним из элементов «формулы принадлежности» королевских дипломов на дарение земельной собственности [381].

Епископы и архиепископы стремились наложить свою руку и на ту часть десятины, которая, согласно постановлениям синодов, должна была поступать местной церкви. Особенно упорная борьба за десятину развернулась между майнцским архиепископом и тюрингскими аббатствами. Архиепископ претендовал на половину десятины во всех церквах Тюрингии и на всю десятину – в церквах архиепископства. По решению Эрфуртского синода, принятому под давлением архиепископа и короля Генриха IV, майнцское архиепископство получало половину десятины от церквей, подчиненных аббатствам; из собственных церквей аббатств и архиепископства десятина должна была поступать каждому собственнику [382]. По существу такое же положение было и в церквах светских собственников. Они распоряжались десятиной как своей собственностью.

Постановления соборов относительно церковных владений и самих церквей тоже не были в принципе направлены против права «частной церкви». Они запрещали только делить церкви между отдельными собственниками [383]. На деле же. церкви не только делились между наследниками, но и отчуждались по частям [384].

Однако самая ожесточенная борьба в среде господствующего класса велась не по этим, а по более принципиальным вопросам. Церковная иерархия во главе с папой стремилась высвободить церковное землевладение из-под власти короля; королевская власть, наоборот, стремилась сохранить свои позиции в церковном землевладении и в церковной организации; светские феодалы стремились сохранить свое положение собственников их «частной церкви». Так образовался запутанный клубок противоречий, разыгравшихся в т. н. борьбе за инвеституру [385]. В этой борьбе победителями вышли церковные и светские князья. Они сорвали намечавшееся в 1111 г. соглашение императора с папой на условиях возвращения епископами и аббатами всех владений и прав, полученных от короля (т. н. регалий) и отказа короля от инвеституры прелатов [386], и навязали невыгодные для императора условия Вормского конкордата. Вормский конкордат, оставивший за императором инвеституру только скипетром (знаком княжеской власти) и подтвердивший принцип канонических выборов прелатов, уменьшил власть короны над церковным землевладением и усилил церковных князей. Конкордат являлся не столько успехом папства, сколько победой князей. В «Привилегии императора» об этом прямо говорится: «Владения церквей и князей, как и владения прочих клириков и светских землевладельцев, отнятые у них в период этих смут, обязуюсь по совету князей возвратить или, если они перешли в другие руки, приложить все усилия к их возвращению» [387].

«Привилегия императора», составляющая часть Вормского конкордата, является важнейшим законодательным актом Германского государства в период начавшегося упадка королевской власти. Она свидетельствует о победе княжеского партикуляризма над проводившейся монархией политикой укрепления общегосударственного единства. Однако не следует переоценивать значения этого политического акта и считать его корнем всех злоключений германской истории, как это делается в немецкой историографии [388].

Особую область королевского законодательства и высшей распорядительной власти монархии составляло регулирование отношений между отдельными феодальными сеньориями. Роль верховного арбитра в ссорах феодалов – важнейшая функция королевской власти периода феодальной раздробленности [389]. Даже при том условии, если бы кроме иммунитетных территорий не оставалось никакой иной государственной территории, на долю королевской власти выпадала бы важнейшая роль верховного распорядителя. Ибо нужна была верховная административная и судебная власть, которая примиряла бы враждующих феодалов и усмиряла их подданных. Для роли короля как арбитра в столкновениях феодалов вполне подходит определение государственной власти, данное Т. Гоббсом в «Левиафане», с той только оговоркой, что король периода феодальной раздробленности весьма мало походил на левиафана.

Король властью своего банна ограждал сеньории, в первую очередь церковные, от вмешательства в их дела посторонних феодалов. Это выражалось в форме пожалования иммунитетом, графскими и фогтскими правами и банном и оформлялось не законодательным актом, а жалованной грамотой. При столкновении же между отдельными иммунистами или их подданными требовался королевский указ [390]. Примером таких указов могут служить постановления Генриха II «о столкновении церковных слуг». Первое постановление от 1023 г. относится к крепостным и слугам (familia) Вормской епископской церкви и Лоршского аббатства, второе от 1024 г. – к челяди Фульдского и Герсфельдского аббатств. Оба эти постановления были вызваны постоянными столкновениями между вотчинниками, их министериалами и крепостными. Как можно судить по преамбуле указа о спорах между челядью вормской и Лоршской церквей, все эти инциденты вдохновлялись и инспирировались обоими прелатами, вечно враждовавшими из-за владений [391]. В постановляющей части декретов король, по совету со своими придворными (consilio meorum fidelium), намечал ряд мер для пресечения этих столкновений, угрожавших безопасности и разорявших обе церкви. Эти меры укладываются, в основном, в рамки тех норм, которые существовали в иммунитетной практике: прелаты и их фогты обязаны были следить за своими крепостными и министериалами и собственными карательными мерами пресекать действия, направленные против другой иммунитетной сеньории. На помощь прелатам и их фогтам должны быть мобилизованы вассалы (fideles). Для контроля и непосредственного воздействия король посылал к верденскому епископу и Лоршскому аббату своих представителей (nuntios), которые должны были следить за тем, чтобы их фогты без промедления пресекали враждебные действия своих familia [392]. Крепостные за участие в нападениях на членов другой familia должны были наказываться различного рода телесными наказаниями, за убийство – денежными штрафами, идущими на уплату вотчиннику вергельда; на министериалов, участвовавших в нападениях, налагались денежные штрафы в размере 10 денариев. Фогтам за непринятие мер против совершивших преступления угрожала потеря должности и королевская опала (gratia nostra et advokatia carebit) [393]. Прелатам за нарушение данного королевского указа угрожал штраф в 2 ф. золотом. Эти королевские указы, с одной стороны, были направлены на защиту иммунитетных привилегий, а с другой – на борьбу со злоупотреблениями этими привилегиями. Эффект их был, по всей вероятности, незначителен. Фогты, на которых возлагалась в основном вся ответственность за поддержание порядка и безопасности, сами являлись сеятелями смут. Угрозы о потере фогтами их «должностей» вряд ли могли на них подействовать, так как фогты вовсе не считали свое положение должностным.