Хамза Есенжанов - Яик - светлая река

- Сейчас, - ответил Хаким, догадываясь, чего хочет хорунжий. Сердце сразу успокоилось. "На сивую кобылу, собака, позарился. Мог и раньше об этом сказать!"

Хаким поспешно расстегнул подпругу, стянул седло и взглянул на коня хорунжего, думая, что теперь придется ехать на нем. Конь показался ему неплохим, выглядел бодро, был ширококруп, выше сивой кобылы, но короче корпусом. Хорунжий протянул повод своего коня русскому с острой бородой. Тот понял, спрыгнул с коня, взял повод вороного и стал снимать с него седло.

- А ваше седло на кобылу? - спросил остробородый.

Хорунжий, рассвирепев, визгливо заорал:

- А куда же еще, дурак?! Или тебя самого, дубина, оседлать?

Хорунжий ругался, пока остробородый молча седлал сивую кобылу. Ругань больно задевала Хакима, он виновато поглядывал на странно покорного русского, так похожего на крестьянина. Всей душой сочувствовал ему Хаким, но заступиться не мог. "Дела этого несчастного, видать, не лучше моих. Он, наверное, просто невольник, слуга этих злодеев. Присматривает, бедняга, за их конями, прислуживает. Они измываются над ним, потому он и посочувствовал мне", - думал Хаким.

- А ты чего ждешь, киргиз-большевик? - накинулся на него визгливый хорунжий. - Или надеешься, что я тебе буду седлать коня?!

- Я не понял, какого коня вы даете мне, господин хорунжий.

- Смотри, он не понял! - ядовито усмехнулся тот.

Решив, что лучше не связываться, Хаким схватил седло и подошел к вороному. Конь слегка поджимал переднюю ногу. Накинув седло и затянув подпругу, Хаким заметил крупное, с пшено, бельмо на глазу коня.

"Значит, с этой стороны конь пуглив", - отметил Хаким.

Жалко было терять сивую кобылу, но это небольшое событие позволило Хакиму сделать два открытия. Покорный русский, должно быть, насильно мобилизованный крестьянин. Возможно, он батрак одного из этих свирепых казаков. А может быть, просто переселенец. Но кто бы он ни был, он, несомненно, сочувствует красным. Значит, надо улучив момент, поговорить с ним...

После недолгого молчания Хаким, осторожно крякнув, спросил:

- Извините, как вас звать-величать?

Мужик, будто не расслышав, дернул повод и уставился в даль дороги; казалось, он прислушивался к тем, кто ехал впереди.

- Лошадь-то, оказывается, с бельмом, - снова сказал Хаким, не дождавшись ответа.

Остробородый бессмысленным взглядом скользнул по нему и ничего не ответил.

Отряд спустился в балку Жалгансай. По ее склону тянулась каткая, наезженная дорога, но конные казаки спустились ниже и поехали по тропинке среди густого кустарника; мелькали одни лишь головы поверх кустов. Высыхавшую за лето речушку, ее бугристое дно и извилины Хаким знал как свои пять пальцев. Знакомы были ему и все ее притоки, покрупней и поменьше. Впереди, у самого устья, стоял большой аул - Сагу, с мечетью и медресе. Здесь жили рыбаки, пользуясь щедрым даром великого озера и впадающих в него рек. Если бы отряд остановился здесь, Хаким сумел бы передать, что казаки арестовали его, и, может быть, джигиты сумели бы отбить его...

- Может быть, заедем в аул, отогреемся? - спросил Хаким по-русски грузного чернявого казака, ехавшего впереди.

- Нет, - резко ответил тот. - Веди нас до Солянки, прямо!

Сердце остановилось у Хакима. "Даже Хажимукана и Асана не удастся предупредить. Придется через Хан-Журты - Стойбище хана - идти прямо в Сасай. А кто там мог бы сообщить о моей беде?"

- Здесь киргизы живут? - спросил чернявый, указывая на Сагу.

- Да. Здесь есть школа, мечеть, дома, где можно остановиться, магазин есть, - начал перечислять Хаким, стараясь заинтересовать казака.

- Поедем прямо в Бударино. Там и передохнем.

Хаким отрицательно покачал головой.

- До Бударина шестьдесят верст. Без передышки кони не выдержат.

Чернявый задумался.

- Захар! - крикнул он хорунжему и подъехал к нему. - Этот киргиз говорит, что до Бударина шестьдесят верст. Где будем останавливаться?

- Неужто шестьдесят? - переспросил визгливый Захар.

Чернявый пытливо взглянул на Хакима.

- А не врешь, киргиз?

- Так люди говорят. Может быль, немного больше, немного меньше.

- Проедем верст тридцать, там найдешь удобное местечко для отдыха. А сейчас веди нас, где людей поменьше, - решил хорунжий.

Хаким кивнул. Теперь он окончательно убедился, что казаки - дезертиры и спешат попасть в Бударино, опасаясь каждого аула, избегая встреч.

"Эти безбожники удрали из военной части и хотят меня утащить на край света. Неужели Бударино - конец моего пути?!" В глазах Хакима потемнело, когда он подумал, что стал невольно проводником своих убийц. Отряд проехал мимо Сагу по оврагу и по низине Хан-Журты направился к одинокой могиле Ереке.

Надгробие стояло на большом холме. У самой его подошвы раскинулся аул хаджи Шугула, а справа простиралось величественное озеро Шалкар. Между холмом и озером вдоль устья Ашы тянулась большая караванная дорога. По ней-то и вел сейчас Хаким отряд разбойников-казаков. Уныло трусила под ним, припадая на одну ногу, вороная лошаденка.

Мимо большого зимовья хаджи Шугула проехали спокойно, впереди показались отроги горы Кара-Омир. За горой откроется широкая равнина Ашы. Там уже не увидишь ни одной юрты. Хакиму подумалось, что за горой, похожей на баранью морду, оборвется его жизнь!

Позади остались и Ставка хана, где в детстве играли в асыки, и шумный многолюдный Сагу, за которым смутно темнели аулы Акпан и Кентубек. Там старая мать и маленькие братья. "Увижу ли вас, родные места?" Хаким обернулся назад. С озера Шалкар подул студеный ветер, вызывая на глазах слезы.

А впереди двигались ненавистные попутчики: толстошеий, черный от солнца и ветра, грузный казак без устали бил пятками по брюху рыжего коня, привыкшего к мягким кибисам своего бывшего хозяина Кадеса. Словно торопясь доставить визгливого хорунжего поскорее до места, не отставала от рыжего и сивая кобыла Хакима. Остальные кони шли подпрыгивающей волчьей рысью, в такт рыси хлюпали в седлах солдаты, и маячили на сером осеннем небе их островерхие шапки...

"О создатель! Сколько унижения ты мне уготовил?!" - шептал Хаким.

Вдруг он встрепенулся, увидев, как со склона горы падучей звездой наперерез мчался одинокий всадник.

Вначале Хаким подумал, что это охотник травит лису, - полы просторного чекменя развевались по ветру, сам всадник низко-низко приник к гриве коня. Конь летел, распластавшись над землей, диким наметом, осатанело, а всадник торопил его вдобавок.

Остроглазый Хаким узнал его издали. "Аманкул. Это его привычка, прижавшись к шее коня, скакать во весь дух. Но почему он хочет опередить нас? Или он узнал, что я в беде? А может быть, что-нибудь случилось?"

Безумно мчавшийся Аманкул только сейчас увидел вооруженных верховых, да к тому же еще казаков. Он тут же круто осадил коня и застыл, воровато оглядываясь по сторонам, точно загнанный заяц.