Константин Романенко - Борьба и победы Иосифа Сталина

Стивенсон утверждал, что основная цель искусства — помочь человеку забыться, отвлечься от действительности, уйдя в мир во­ображения, причудливых судеб и захватывающих приключений, но Иосифа литература не сделала праздным эстетом, хотя он и пронес интерес к ней через всю жизнь.

Говоря о Сталине как великом государственнике, Сноу пишет: «До сих пор выглядит несколько фантастичным, что — в дополне­ние к своим заботам и постам — Сталин возложил на себя обязан­ности верховного литературного критика Но он на самом деле чи­тал рукописи большинства известных писателей еще до их публи­кации, частью по соображениям политическим, но, очевидно, и из чистого интереса тоже. Удивительно, где он время находил?»

Пожалуй, весь секрет в том, что он никогда не проводил время праздно; а в юности ради чтения даже отказывал себе в сне, прово­дя за книгой бессонные ночи. Когда надзиравшие за воспитанника­ми монахи, потушив в семинарии лампы, удалялись, Иосиф доста­вал свечку и читал при ее слабом свете. Порой приятели отбирали у ненасытного чтеца книгу и тушили свечу.

Не имея возможности покупать много книг, он прибегнул к простодушной уловке, занимаясь чтением прямо в букинистиче­ских магазинах. Он подолгу простаивал у прилавка погруженным в чтение якобы «рассматриваемой» книги». Когда эта уловка была обнаружена и продавцы стали торопить его с выбором, он стал брать книги напрокат, платя по 10 копеек за сутки.

Но и эту меру он довел почти до невозможного совершенства Он уговорил товарищей переписывать книги. «Переписывали сра­зу два человека — каждый по странице, сидя по обе стороны рас­крытой на столе книги». Довольно толстый том, ценой в 3 рубля, переписывали за три-четыре дня. И книга обходилась в 30—40 ко­пеек для троих. Рукописи переплетались, и со временем у Иосифа собралась библиотечка Когда хозяину одного из книжных магази­нов понравился нарисованный подростком портрет Шота Руста­вели и букинист попросил продать его, Иосиф продавать отказал­ся. Он отдал рисунок «просто так»; в качестве ответного дара он по­лучил две книги.

Для Сосо не возникало сомнений — вступать или не вступать в «запретное общество». Присоединение к узкому кругу «еретиков» давало общение с единомышленниками. Впрочем, уже сама форма тайной солидарности «посвященных» не только несла в себе ро­мантический оттенок тайны, но и являлась реальным выражением протеста против порядков, унижающих человеческие права Поз­же Сталин отмечал: «Меня сделало марксистом мое социальное положение... но прежде всего жестокая нетерпимость и иезуит­ская дисциплина, так беспощадно давившая на меня в семина­рии».

В общении со сверстниками, разделявшими обуревающие его сомнения в правильности устройства этого мира сословного деле­ния, основанного на иерархических порядках и жестких правилах регламентации материальной и духовной жизни, — он утверждал­ся в необходимости революционного преобразования общества. Мир был несовершенен — на этом сходились все. И принадлежав­шие «к беспокойному племени неудовлетворенных», они подвер­гали все сомнению, осуждали и критиковали социальные отноше­ния, законы, право, мораль.

И как следствие логических заключений из этой критики воз­никал естественный вопрос: как сделать, чтобы этот мир был луч­ше? Чтобы он соответствовал такому строю, который принесет лю­дям счастье?

Ответы на эти вопросы они искали в книгах. «Во дворе семина­рии, — вспоминал С. Натрошвили, — было сложено несколько са­женей дров. Между стеной... со стороны улицы и дровами оставле­но было довольно широкое укрытое место, угол. В этом углу часто сидели Сосо, Миша Давиташвили, Арчил Долидзе и другие и спо­рили по интересовавшим их вопросам. Часто сидел здесь один Со­со и читал книгу».

С жадностью впитывавший мысли просвещенных авторов и постоянно погруженный в свои размышления, юный семинарист пытался найти решения тех вопросов, которые веками задавало се­бе человечество. Они давно и навязчиво преследовали его. С ранних детских впечатлений и робких оценок окружавшего мира, они множились и от привитых религиозных и семейных постулатов о добре и зле, трансформировались в систему взглядов и убеждений в необходимости борьбы за справедливое устройство общества.

Первой запрещенной книгой, изъятой у Иосифа Джугашвили, стал роман Виктора Гюго «93-й год», а 30 ноября 1896 года помощ­ник инспектора Мураховский сделал запись в кондуитском журна­ле, что конфисковал у воспитанника сочинение этого же француз­ского романиста «Труженики моря». Инспектор семинарии иеро­монах Гермоген вынес резолюцию: «Наказать продолжительным карцером, мною был предупрежден по поводу посторонней книги».

Разумеется, мир тесен. Кандидат богословия иеромонах Гермо­ген (в миру Георгий Ефимович Долганов) в 1898 году станет ректо­ром Тифлисской семинарии; позднее его назначат епископом Са­марской, а затем Саратовской епархий. В 1911—1912 годах он бу­дет членом Священного синода и получит скандальную извест­ность своими черносотенскими выступлениями, а также борьбой, совместно с иеромонахом Илидором (в миру Сергеем Труфановым), против Григория Распутина. Это вызовет недовольство царя, его лишат саратовской епархии и «отправят на покой» в захудалый Жировецкий монастырь. Однако Гермоген останется до конца ве­рен царскому режиму. И в 1918 году примет участие в попытке спасти арестованного Николая II, а пока... Пока он надзирает за чистотой помыслов Иосифа Джугашвили — будущего вождя.

Мураховский тоже продолжал бороться за непорочность души юного воспитанника. 3 марта 1897 года он доносил: «В 11 часов ве­чера мною отобрана у Джугашвили Иосифа... книга «Литературное развитие народных рас» Летурно, взятая им из «Дешевой библио­теки». В книге оказался и абонементный лист. Читал названную книгу Джугашвили на церковной лестнице. В чтении книг из «Де­шевой библиотеки» названный ученик замечен уже в третий раз». Новое наказание любознательного юноши — «продолжительный карцер и строгое предупреждение» назначается уже по распоря­жению ректора.

Что крамольного находили наставники Сосо в изъятой книге? Какие недопустимые идеи впитывает нарушитель семинарских правил даже «на церковной лестнице», когда его товарищи безза­ботно спят?

Комментируя этот эпизод из жизни молодого Иосифа Джуга­швили, Роберт Конквест отмечал: «доктор Шарль Жан Мари Ле­турно (1831—1902) был автором целой серии книг, посвященных «эволюции» собственности, брака, политики, религии и так далее... В целом эти книги представляют собой обширные и невероятно скучные энциклопедии разнообразных знаний, составленные то­гдашним французским радикалом... «Литературное развитие раз­личных рас человечества» представляет собой произведение на 574 страницах. То, что Сталин взялся читать эту книгу, свидетельствует как о его тяге к самообразованию, так и о скуке (курсив мой. — К. Р.) семинарской жизни».