Константин Романенко - Борьба и победы Иосифа Сталина

Все оборвалось, когда в конце первого месяца весны он снова оказался в руках охранки. И, как ни парадоксально это звучит, но Иосиф Джугашвили сам ускорил свой арест. Как бы доказывая это, начальник Бакинского охранного отделения ротмистр П. Марты­нов 24 марта 1910 года пишет:

«Упоминаемый в месячных отчетах под кличкой Молочный, известный в организации под кличкой Коба член Бакинского ко­митета РСДРП, являвшийся самым деятельным партийным ра­ботником, занявшим руководящую роль, принадлежавшую ранее Прокофию Джапаридзе... задержан по моему распоряжению чи­нами наружного наблюдения 23 сего марта.

К необходимости задержания Молочного побуждала совер­шенная невозможность дальнейшего за ним наблюдения, так как все филеры стали ему известны, и даже назначаемые вновь, при­езжающие из Тифлиса, немедленно проваливаются, причем Мо­лочный, успевая каждый раз обмануть наблюдение, указывал на него и встречавшимся товарищам, чем, конечно, вредил делу».

В рапорте о задержании Иосифа Джугашвили от 23 марта 1910 года отмечалось: «Ко мне, околоточному надзирателю 7-го участка г. Баку Шамриевскому, агентом охранного отделения был достав­лен в управление участка неизвестного звания молодой человек, который при допросе показал, что происходит из жителей селения Диди Лило Тифлисской губернии и уезда Иосиф Виссарионов Джугашвили, определенного места жительства не имеет.

При личном его обыске при нем оказалась: бессрочная пас­портная книжка за №4682, выданная управлением бакинского полицмейстера 16 июля 1907 г. на имя жителя селения (Богаи) Елисаветпольской губернии и уезда Закара Крикоряна Меликянца, одно письмо на русском языке на имя Стефании, два письмен­ных отрывка с разными заметками».

Иосиф Джугашвили сразу признался в побеге из Вологодской ссылки, но отрицал наличие у него паспорта на имя Оганеса Тото­мянца. Обнаружение у него письма на имя Стефании Петровской оказалось достаточным для того, чтобы в этот же день ее тоже аре­стовали в 8-м участке Баку. В сообщении Департаменту полиции ротмистр Мартынов доложил: «Названные лица заключены под стражу и со сведениями и протоколами обысков переданы мною начальнику Бакинского ГЖУ от 23 сего марта за № 1272... У задер­жанного Джугашвили при личном обыске, кроме подложного до­кумента, ничего не обнаружено».

Начатое Бакинским ГЖУ 24 марта 1910 г. дело № 42 — 28 «По исследованию политической благонадежности крестьянина Тиф­лисской губернии Иосифа Виссарионова Джугашвили и дворянки Херсонской губернии Стефании Леандровны Петровской» вел по­ручик Подольский. На допросе 26 марта Иосиф Джугашвили под­твердил признание, что бежал из Вологодской ссылки, но заявил:

«Принадлежавшим себя к каким-либо политическим партиям не считаю. В Баку проживаю около 6 месяцев. Жил я здесь без про­писки. Ночевал где придется. Положение мое было довольно неус­тойчивое. Искал себе какое-либо место, но нигде не находил... В Ба­ку я купил у одного неизвестного мне лица бессрочную паспорт­ную книжку, выданную Управлением бакинского полицмейстера на имя Захария Крикорова Меликянца, но по ней я не жил, ибо жил без прописки».

Отвечая на вопросы следователя по поводу изъятых у него при аресте бумаг, Иосиф Джугашвили стремился придать характер случайности в отношении их происхождения. Он пояснял: «Ото­бранное у меня при обыске письмо на русском языке адресовано Петровской, которое по просьбе одной женщины я не успел пере­дать Петровской. Со Стефанией Леандровной Петровской я по­знакомился, находясь в ссылке в г. Сольвычегодске в Вологодской губернии. Отобранный у меня по обыску печатный лист — копия Комиссии промышленной гигиены при Обществе врачей г. Баку получен мною от неизвестного мне лица в клубе под названием «Знание — сила» в Черном городе. Клочок бумаги от бланка для со­общения бюджетных сведений при Комиссии промышленной ги­гиены при Обществе врачей г. Баку. В крепости в д. № 465 я не про­живал и паспорт на имя Оганеса Вартанова Тотомянца никогда не имел С Петровской я вообще никогда не жил и в сожительстве не состоял».

Однако его попытка исключить факт причастности к его жизни Стефании Петровской оказалась безуспешной. Его версию разру­шила сама Стефания. Допрошенная в тот же день и также отри­цавшая свою причастность к политическим организациям, она сразу признала свои близкие отношения с И.В. Джугашвили.

Следователи политического сыска уже не в первый раз изучали факты его биографии. 26 марта была возбуждена «переписка» по проверке политической благонадежности И. Джугашвили и

С. Петровской, а через неделю, 1 апреля 1910 года, ее зарегистри­ровали в столице России. Здесь в 7-м делопроизводстве Департа­мента полиции появилась папка с делом № 737. Он снова попал в круг рутинного расследования.

На следующий день после допроса, 27 марта, поручик Подоль­ский послал письмо вологодскому губернатору, сообщая об аресте Иосифа Джугашвили, и запросил, «как следует поступить с задер­жанным». Ответ в Бакинское ГЖУ губернатор подписал 5 апреля. Он указал, что Джугашвили «надлежит выслать в Вологодскую гу­бернию для отбывания определенного ему г. министром внутрен­них дел двухгодичного срока».

Одновременно 27 марта Бакинское ГЖУ сделало запросы сво­им коллегам в Тифлис и Кутаис с просьбой о представлении «из дел вверенного Вам управления справки о политической благонадеж­ности крестьянина Тифлисской губернии и того же уезда селения Диди Лило Иосифа Виссарионов Джугашвили, 30 лет отроду, и не привлекался ли к делам политического характера».

Однако его политическая и нелегальная деятельность после 1904 года тщательному анализу не подвергалась. Она определялась лишь с помощью чернил, и переписка не содержала прямых свиде­тельств его антиправительственной деятельности. Последовавший из Тифлисского ГЖУ ответ был откровенно формальным. Он лишь кратко повторил информацию о розыске И. Джугашвили «цирку­ляром Департамента полиции» и то, что «по его обнаружении под­лежит обыску и аресту и препровождению в распоряжение воло­годского губернатора».

Пока специалисты сыска изучали в служебных кабинетах ар­хивные папки и обменивались имевшейся в их распоряжении ин­формацией, товарищи старались облегчить пребывание Иосифа Джугашвили в тюрьме. «Мы старались сделать все, — свидетельст­вует Елизавета Есаян, — чтобы т. Сталина перевели в тюремную больницу, где он был бы в сравнительно лучших условиях, чем в об­щей камере тюрьмы». С этой целью был сфабриковаван подлож­ный анализ о болезни узника туберкулезом. И в мае 1910 года «бла­годаря этому диагнозу», пишет ЕА. Есаян, его «удалось перевести в тюремную больницу».