Меликсетов - История Китая

390

страны факторов духовного развития. Если до «открытия» страны китайская духовная жизнь базировалась на внутренних социаль­ных отношениях и в русле национальной традиционной мысли, то теперь ситуация в корне меняется: идеологическая жизнь Ки­тая все больше делается составной частью мировых идеологичес­ких структур, она развивается как своеобразный синтез совре­менных идеологических концепций, привнесенных извне, и тра­диционной национальной мысли, переживающей мучительную ломку в условиях ускорившегося политического и социального развития страны. Причем включенность «идейной» жизни страны (во всяком случае на ее «верхнем этаже») в глобальные процес­сы идейного развития была значительно более глубокой, чем, скажем, включенность китайской экономики в мирохозяйствен­ную жизнь. А это вело к тому, что «идейная» жизнь Китая зачастую уже обгоняла собственное «социальное время».
Идейно-политический спектр активных деятелей духовной жиз­ни страны послесиньхайского периода был широким, но недос­таточно кристаллизованным, что и отражало своеобразие пере­живаемого страной момента. Все мыслящие люди Китая пони­мали, что страна находится на перепутье, что перед нею стоит проблема выбора путей создания новой государственности и глу­бокого обновления всей национальной жизни.
Эта новая обстановка своеобразно отразилась на идеологах прежнего лагеря реформаторов (Лян Цичао, Кан Ювэй, Янь Фу и др.). Они старались переосмыслить свои старые идейно-теоре­тические позиции в свете опыта китайской революции, осознать в теоретических понятиях суть происходящего кризиса, найти вы­ход из него в соответствии со своими общественными идеалами. Причем это переосмысление было болезненным и сложным, за­ставляя их подчас менять исходные идейные рубежи. Необходи­мость перемен диктовалась прежде всего изменением места этих идеологов в общественной жизни Китая — из критиков сущест­вовавшего строя они все больше превращались в критически мыслящих апологетов, боявшихся новых социально-политических потрясений.
«Властитель дум» передовой общественности предреволюци­онных лет — Лян Цичао — и в эти годы остается наиболее видной фигурой идейной жизни. Вернувшись в октябре 1912 г. после длительной вынужденной эмиграции на родину, он сразу же активно включается в идейно-политическую борьбу. Причем лейтмотивом его выступлений становится призыв к объединению всех китайских патриотов в их борьбе за предотвращение поли­тического распада страны как главного предварительного условия последующего глубокого обновления Китая. Так, он стремится

391

изжить прежнее, по его мнению, исторически уже преодоленное различие между реформаторами и революционерами. Он идет даже на то, чтобы всячески затушевать прежние глубокие различия этих двух направлений. «В действительности, — писал он, — раз­личия между двумя партиями только в средствах, по существу же они друг другу помогали… Честно говоря, только благодаря сов­местным более чем десятилетним усилиям радикального и уме­ренного течений удалось создать теперешний государственный политический строй. Они равны в своих заслугах и просчетах». Отвлекаясь от некоторого искажения недавних исторических ре­альностей, в подобных высказываниях Лян Цичао нельзя не уви­деть ясно осознанного стремления к объединению всего «учено­го сословия», которое бы стало основной политической силой новой государственности.
Поэтому вполне естественно, что Лян Цичао увидел в Юань Шикае политического деятеля, способного объединить все «уче­ное сословие» и объединить страну. Отсюда и его поддержка цент-рализаторских замыслов Юань Шикая. Вместе с тем Лян Цичао обращается к Юань Шикаю с призывом правильно оценить свои политические возможности и опереться в борьбе за укрепление новой государственности на образованную, передовую обще­ственность, создать сильную просвещенную политическую партию, способную стать подлинной опорой новой власти. В письме к Юань Шикаю Лян Цичао советовал: «Только с привле­чением всех политических мыслителей из числа старых консти­туционалистов и старых революционеров можно будет создать на­стоящую, крепкую общую партию». И далее, предостерегая от опоры лишь на военную силу, от недооценки политической роли «мыслителей», он пишет: «В противном случае они могут, не­смотря на отсутствие у них крепких кулаков и дубин, опрокинуть кресла правителей».
Поддержав централизаторские замыслы Юань Шикая, Лян Цичао не поддержал его монархических устремлений. И эта по­литическая и идейная позиция достаточно последовательна. Она исходит как из принципиального неприятия революции как ме­тода общественного преобразования, так и из убеждения, что после Синьхайской революции Китай нуждался прежде всего в стабилизации, в укреплении уже существовавшей власти.
Вместе с тем в эти годы Лян Цичао продолжал развивать свою концепцию неприятия революционных методов обновления об­щества, в основном еще сложившуюся в предреволюционные годы. Материал самой Синьхайской революции и последующих доста­точно драматических для судеб людей политических событий да­вал обильную пищу для размышлений. Весь этот материал ос-

392

мыелен Лян Цичао однозначно, как указывающий на разруши­тельный характер всякой революции, не ведущей ни к каким позитивным преобразованиям жизни общества. «Как семена тык­вы могут порождать только тыкву, семена бобов — только бобы, так и революция может породить только новую революцию, но никак не политическое преобразование… В мире еще не было слу­чая, когда какая-нибудь страна улучшила свое политическое по­ложение вследствие революции». Эти убеждения Лян Цичао про­нес через всю свою жизнь.
Подчеркивая последовательную антиреволюционность миро­воззрения Лян Цичао, нельзя вместе с тем не видеть в нем неко-тор ^1х сдвигов в постановке проблем обновления Китая. Если в предреволюционный период Лян Цичао, оставаясь реформато­ром, сторонником конституционно-монархической системы, ак­цент в своей пропаганде делал на необходимости глубоких пре­образований и фактически выступал одним из наиболее серьез­ных критиков существующего строя, то теперь акцент смещается — приоритет отдается идее укрепления центральной власти и ста­билизации политического положения. В этом смещении — отра­жение изменения объективного социально-политического поло­жения Лян Цичао и всех консервативных националистов, выра­зившееся на идеологическом уровне в осознании социальной ответственности за спасение единства Китая и господствующего положения в нем своей социальной среды.
Только с учетом этого смещения можно правильно понять и изменение отношения Лян Цичао к конфуцианству в послесинь-хайские годы. Прежде он был одним из самых активных и глубо­ких критиков конфуцианства, видя в нем главное препятствие на пути модернизации страны. Теперь же его позиция меняется. Он начинает выступать защитником и пропагандистом конфуци­анства как мощной идеологической скрепы китайского общества. В обстановке начавшегося распада страны он обращается к кон­фуцианской традиции, сыгравшей, по его мнению, решающую роль в становлении китайской нации. «Конфуций представляет китайскую цивилизацию… Не б ^зло бы Конфуция… не б ^зло бы китайцев как самостоятельной нации», — пишет он теперь. «Наша страна сумела сохранить целостность и поддержать свое суще­ствование в течение двух тысяч лет. Мы обязаны этим тому, что конфуцианское учение служило невидимым стержнем общества. Необходимо поэтому использовать конфуцианство как ядро об­щественного воспитания в будущем».
По-прежнему оставаясь националистом и по-прежнему видя в упадке «национального духа» причину слабости Китая, Лян Цичао начинает все больше связ ^1вать сплочение китайской национальной