Меликсетов - История Китая

568

будущее, а как программу непосредственной борьбы за власть с Гоминьданом. Речь идет о концепции «новой демократии».
Естественно возникает вопрос о причинах, заставивших Мао Цзэдуна дополнить свою уже сложившуюся версию марксизма «демократической» программой. Почему он был неудовлетво­рен, как могло показаться, своей вульгаризаторской и субъекти­вистской подгонкой марксизма к своему социально-утопичес­кому идеалу «казарменного коммунизма», почему он был вы­нужден обратиться к теоретическому наследию Сунь Ятсена, в освоении которого увидел возможность развития марксизма и его китаизации? Ответ мы можем увидеть, вероятно, в существен­ной новизне внутрипартийной и общеполитической обстановки в это время. Проповедь маоистского «казарменного коммуниз­ма» могла найти и, судя по всему, находила отклик у кадро­вой части партии, но идейно вооружить уже миллионную пар­тию, подавляющее большинство которой пришло под знамена КПК под воздействием национального импульса, она, конечно же, не могла.
Тем более казарменно-аскетическая апологетика «яньаньского образа жизни» не могла стать той идеей, которая сплотила бы вокруг КПК китайскую нацию в борьбе против японских за­хватчиков, а затем и против гоминьдановского режима. Мао Цзэдун хорошо уловил новизну ситуации. Он смог увидеть, что именно в это время Гоминьдан вновь потянулся к идейному наследию Сунь Ятсена, но в то же время он правильно оценил невозможность для Гоминьдана удержать в руках знамя револю­ционного национализма, знамя суньятсенизма. Чанкайшистско-му Гоминьдану это было не по плечу, узкогрупповые интересы бюрократической буржуазии диктовали Чан Кайши близорукую радикальную политику, отталкивавшую от Гоминьдана его, ка­залось бы, естественных союзников.
В этих новых условиях Мао Цзэдун начинает рассматривать данное от имени КПК в 1937 г. согласие на признание суньят-сенизма не только как плату за создание единого фронта. Он, видимо, принимает решение использовать суньятсеновское идей­но-теоретическое наследство в борьбе за власть с Гоминьда­ном. Можно предположить, что при этом он учел исторический опыт реализации идей Сунь Ятсена после его смерти, опыт борь­бы за суньятсеновское наследство. Речь идет не только о та­ких консервативных, традиционалистских истолкователях суньят-сенизма, как Дай Цзитао и Чэнь Лифу. Было и другое направ­ление истолкователей: Чэнь Гуньбо (и другие реорганизацио-нисты), Ху Ханьмин, Ши Цуньтун, Дэн Яньда, Тань Пиншань (и другие члены т.н. Третьей партии) и иные «наследники»,

569

которые интерпретировали суньятсенизм в национально-демокра­тическом духе. При всех глубоких различиях в позициях участ­ников этих политических и идеологических дискуссий их всех во многом объединяло понимание огромного потенциала сунь-ятсенизма как идеологии особого, «китайского» пути преобра­зования Китая и всего мира. Формулирование и развитие кон­цепции «новой демократии» во многом опиралось на это на­следство и во многом стимулировалось именно поиском «свое­го» пути.
Основное содержание новой концепции можно рассмотреть в трех аспектах. На первый план Мао Цзэдун выдвигает идею на­ционального спасения, идею сплочения во имя борьбы с япон­ской агрессией и шире — борьбы против империалистического гнета. Национальное освобождение и возрождение величия ки­тайской нации — вот исходный момент концепции «новой де­мократии». Одна из предпосылок этого сплочения — демокра­тизация китайского общества, отказ от однопартийной диктату­ры Гоминьдана, переход к многопартийной системе, в которой КПК будет играть ведущую роль как подлинный выразитель ча­яний нации. Вместе с тем национальное освобождение и демо­кратизация должны привести и к обновлению экономической жизни, но при сохранении системы частной собственности и рыночных отношений. Феодальные пережитки в деревне должны быть преодолены путем проведения аграрной реформы, нацио­нальное предпринимательство должно поощряться, а националь­ный рынок защищаться, хотя одновременно должны быть созда­ны условия и для привлечения иностранного капитала. Пред­приятия, принадлежащие бюрократическому капиталу, должны быть преобразованы в государственный сектор, которому надле­жит занять ведущее место в экономике. Новая власть должна про­являть заботу об улучшении жизни народа, а в области соци­альных отношений придерживаться принципов взаимовыгодного сотрудничества труда и капитала. Речь, таким образом, шла о своеобразной «смешанной экономике». В разработке концепции «новой демократии» принимали участие и другие руководите­ли КПК, увидевшие в этой концепции мощное идеологическое оружие борьбы за власть.
Легко заметить, что основные положения «новой демокра­тии» во многом восходят к «трем народным принципам» Сунь Ятсена — национализму, народовластию, народному благоденст­вию, отличаясь от них прежде всего характером постановки во­проса о власти. Концепция «новой демократии», в отличие от суньятсенизма, использовала такие важные для ленинизма по­нятия, как «классы» и «диктатура». Социальная опора новоде-

570

мократического строя мыслилась Мао Цзэдуном как весьма ши­рокая, включавшая рабочий класс, крестьянство, буржуазию и патриотическую часть крупных землевладельцев, однако именно крестьянство Мао Цзэдун в это время рассматривал как глав­ную социальную силу нового режима. Самостоятельной и тем более ведущей роли рабочему классу в концепции «новой демо­кратии» не отводилось. Вместе с тем действительным полити­ческим руководителем новодемократического государства должна была стать, по мысли Мао Цзэдуна, КПК, которая в рассмат­риваемом политическом контексте все больше теряла свой клас­совый характер, все больше делалась социально автономной.
Обращение Мао Цзэдуна к идеологии «националистического народничества», ее адаптация к некоторым марксистским поло­жениям и некоторым марксистским терминам способствовали превращению эклектического комплекса идей, связанных с име­нем Мао Цзэдуна, в идейно-теоретическую платформу массовой партии, возглавлявшей национально-освободительную войну, да­вали КПК ряд тактических преимуществ в борьбе за власть, порождая, однако, значительные идеологические и теоретичес­кие трудности, хотя и выявившиеся позже. Речь идет о глу­боком внутреннем противоречии между яньаньской идеологией «казарменного коммунизма» и буржуазно-демократической ори­ентацией «новой демократии», постепенно подтачивавшем изнут­ри идеологию маоизма. Став не только политическим, но и идео­логическим руководителем КПК, Мао Цзэдун стремится рас­правиться со всеми своими противниками.
В очень трудное для освобожденных районов и для воору­женных сил КПК время — летом 1941 г. — Мао Цзэдун и его группа развернули так называемое движение за упорядочение стиля в партии (чжэнфэн).
Подготавливая новое наступление на своих противников в КПК, Мао Цзэдун фабрикует обвинение ряда прежних руково­дящих деятелей КПК в «субъективизме», в неспособности твор­чески соединять марксизм с китайской действительностью. Ли­цемерно обращаясь к решениям VII конгресса Коминтерна, в которых был совершен серьезный поворот в тактике коммунис­тического движения и были осуждены левосектантские ошиб­ки, он обвиняет видных руководителей партии в проведении в первой половине 30-х гг. так называемой третьей левооп-портунистской линии. Создав такую «идеологическую базу», он обрушивается прежде всего на Ван Мина, Бо Гу, Чжан Вэнь-тяня, а также на многих других руководящих и кадровых ра­ботников партии, именно на тех, кто препятствовал утвержде­нию курса Мао Цзэдуна. В сентябре 1941 г. эти видные деяте-