Станислав Ауски - Предательство и измена. Войска генерала Власова в Чехии.

В то время в Германии, к власти пробивался нацио- нал-социализм. Его сначала представили юноше, как каое- то небольшое зло — главным врагом Советов была социал-демократия, «предатели» рабочего класса (и в подсознание юноши так вошли дальнейшие из галереи предателей — эсеры, кадеты, меньшевики, троцкисты и проч.), и после этого должны были следовать еще многие другие, все одинаково туманные, и удивительно — все стремящиеся к установлению социализма! Вскоре после сталинской директивы о борьбе против социал-демократов, а не борьбы против национал-социалистов, в Германии пришли к власти национал-социалисты и устроили короткий процесс над социал-демократическими предателями рабочего класса. Такой же короткий процесс они одновременно устроили и над коммунистами, а в течение последующих шести лет оповестительные средства его родины информировали юношу о том, что предателями рабочего класса, а поэтому и его кровным врагом, с незапамятных времен были именно эти национал-социалисты. Потом весной 1939-го года, они вдруг ни с того, ни с сего, стали друзьями и — союзниками! Не прошел и год, как его собственная родина участвовала вместе с ними в военном нападении на буржуазную Польшу и дружески ее поделила. Но союзники буржуазной Польши, империалистическая Англия и Франция, упорно продолжали вести войну, которая, как юношу информировали оповестительные средства его страны, была грязной войной западных капиталистов против германских рабочих в форме. В то время в Англии, чешские бойцы-коммунисты раздавали своим товарищам по оружию летучки с подобной идеологией. [217]Что этот юноша должен был подумать, когда, например, 23-го августа он читал в Московской Правде: Вследствие ратификации пакта, враждебные отношения между Германией и Советским Союзом становятся делом прошлого; эта враждебность, которую искусственно вызвали к жизни поджигатели войны… После распада польского государства, Германия предложила Франции и Англии закончить войну — предложение, которое поддерживал и Советский Союз. Но они не желали об этом даже слышать…. [218]Как юноша должен был смотреть на немецких национал-социалистов, когда его страна вдруг начала постав. лять в Германию советское зерно, хлопок, дерево и масла, а также марганец и хром, столь необходимые, например, для производства танковой брони? Или когда немецкие военные делегации посещали советские, а советские делегации посещали немецкие объекты оружейной промышленности? Когда точно в соответствии с пактом, Сталин выдал Гитлеру около 500 иных предателей, на этот раз германских граждан-коммунистов, которые после 1933-го года бежали в Советский Союз, — и юноша уже не знал достаточно хорошо, от кого они бежали, от социал-демократов или от рабочих, сорганизованных в Национал-социалистической партии трудящихся Германии. [219]В голове юноши, герметически изолированного от всего остального мира, начинала возникать большая неразбериха.

А затем вдруг в ночь на 21-го июня 1941-го года рабочие в немецких формах решительно навалились на его страну всей своей колоссальной военной мощью. Юноша, тоже уже в форме, был со своей частью где-то на Украине и вскоре после этого оказался в котле событий. Боеприпасов было немного. Был один лишь хаос. Юноша попал в плен.

И очутился в лагере для военнопленных. Это не был даже лагерь в традиционном смысле этого слова. На участке территории, обнесенном колючей проволокой, не было ни лачуг, ни палаток. Не было почти никакой пищи. Едва была вода. Пленные умирали тысячами.

Потом, юноше — может быть рабочие в формах, может быть уже офицеры из окружения Власова — передали текст заявления Сталина: Русских военнопленных не существует. Русский солдат борется до тех пор, пока не умрет. Если же он избрал плен, то этим автоматически исключается из общества русского народа. [220]Может быть юноша избрал плен лишь потому, что был ранен и попал в него в без сознательном состоянии, как его на поле сражения оставило неспособное советское командование.

И, наконец, в лагере появились офицеры Власова, они говорили об освобождении России от Сталина и от большевиков. Что, — после всего этого, — в мыслях юноши сочетались с понятиями Сталина и большевизмом? У юноши, который в лагере умирал от голода только потому, что Гитлеру не удалось убедить Сталина признать Гаагскую конвенцию о правах военнопленных. Гитлеру, который вплоть до сентября 1941-го года в надежде на такое соглашение, велел регулярно посылать списки русских военнопленных советскому правительству через Международный Красный Крест. [221]

Юноша вступил в ряды РОА.

Он не хотел воевать за социализм. Он хотел бороться против Сталина. В какое, в конце концов, из многих социалистических направлений он должен был верить, когда о себе из своих же осведомительных источников он попеременно узнавал то самое худшее, то самое лучшее, зная лишь одно наверняка: информаторы из сталинской среды лгут.

А затем, находясь уже в форме армии германских рабочих, у него начали разрушаться и все иллюзии относительно борьбы против Сталина.

Наконец, обессиленный, он сидел на лужайке близ селения Лнарже в Чехии, раненый за несколько дней до этого эсесовской пулей во время боев в Праге, и уже не мог, не хотел идти дальше.

Он перешел добровольно в советский плен. А потом его расстреляли или отвезли туда, где находился отец — его младшая сестра или невеста — куда-то вблизи полярного круга.

Люди с хорошо упитанными — несмотря на все военные переживания — лицами, в форме военных прокуроров, люди, следовавшие за Красной армией, но вне досягаемости стрельбы из немецких орудий, осудили его строго, как предателя родины. Они отличались той нарочитой непредвзятостью и преданностью строгой справедливости, какой исполнены люди, выносящие решения о вердиктах смерти, но которые сами не находятся в безопасности от смерти, как о таких героях с боязливостью и порицанием писал Хемингвей.

Таким образом это была обыкновенная, человеческая трагедия. Ничего иного. Я, конечно, знаю, что когда-то давно, к этому движению, достигшему апогея грубой силы под водительством Сталина, тянулись идеалы, которым явно симпатизировала, еще задолго до этого, например, и писательница Вожена Немцова. Но что у них было общего с безымянным, дезинформированным юношей, находящимся в аду концентрационного лагеря? Возможно, что к заключению пакта с Гитлером привели Сталина вовсе не политические симпатии (да и кто теперь может с уверенностью сказать? Геббельс, как свидетельствуют его выступления, был в большом восторге от Ленина), но чисто стратегические спекуляции. Какое же они имеют отношение к юноше, который в советских журналах видел фотоснимки Молотова, пожимающего руку Риббентропа?