Василий Глотов - Наедине с совестью

Теперь о самом главном. Только ты не проклинай меня, дорогая Тася. Я решил раскрыть тебе все то, чего ты не знаешь. Дело вот в чем. Не Михаил тогда убил Гришку, а я. Это было совершенно случайно. Я выпил лишнего и не мог стерпеть оскорблений, которые Федько нанес и мне, и моей жене. Михаил в ту минуту подошел ко мне и сказал: "Идем, я буду отвечать за все!" Я не соглашался, но он настоял. Ты ведь знаешь, какой у него характер: сказал сделал. Так и получилось. На суде он всю вину взял на себя, и его приговорили к десяти годам лишения свободы. Совесть мучает меня до сих пор. Я хорошо понял тогда Михаила: он пожалел мою семью, а сам пошел вместо меня отбывать наказание. Мог ли плохой человек поступить так?

Нет, такие люди, как Михаил Молчков, никогда не перекинутся в стан изменников. Он на шахте был лучшим забойщиком и на фронте не уронит чести хорошего горняка. Я верю в это. Обидно, что какой-то глупец оклеветал моего друга.

Не обижайся, дорогая Тася, и не прекращай со мной переписки. Если ты возненавидишь меня за мою откровенность, я погибну. Мне и так невмоготу нести ношу горя. Мужайся и ты. Я по себе знаю, как тяжело жить в лесу, в условиях постоянной опасности. Но ты выдержишь, ты из горняцкой породы. Я готов кланяться тебе в ноги за все пережитое, за твою душевную силу. Не забывай, пиши.

Крепко жму твою добрую руку. С т е п а н".

Много раз перечитала Тася это письмо. Чувства глубокой боли и обиды захватили ее, спазмы рыдания застряли где-то в груди, душили и мучали. Крупные слезы срывались с длинных ресниц и падали на пожелтевший листок бумаги, отчего строчки письма расплывались в фиолетовые пятна.

Тася не могла обижаться на Степана, который остался калекой. Ей просто было горько за Михаила. Где-то его грязнят, презирают и считают изменником Родины, а здесь он под чужой фамилией беззаветно сражается с врагами. Уже трижды ранен и награжден, и никто еще не знает, что в лице этого мужественного человека живут и побеждают двое - Смугляк и Молчков. Теперь он увел маленький отряд лыжников по тылам противника. Уже больше месяца от него никаких вестей. Может, он не раз уже оросил своей кровью лесные тропы?

Тася упала на койку и разрыдалась.

К окну землянки ветер прибивал полусогнутые желтые листья. Кругом ни одного человека, лес, тишина. Тася выплакалась, и ей стало легче. Взяла письмо Степана, присела возле окна. Она словно забылась, целиком ушла в глубокие размышления. Перед глазами проплывали картины прошлого. Вот шахтерский поселок, маленький, уютный. Возле клуба стоят Стефа, Степан и Михаил. Они ждут Тасю, чтобы вместе пойти в кино. Стефа нарядная, стройная, с разгоревшимися щеками. Как хорошо было тогда! Теперь в поселке тихо. Стефы нет, Степан идет на занятия, скрипя протезами, а Михаил? Где он? Скоро ли он вернется к ней? Мишенька, дорогой! Ты чист и светел, как дождевая капля. Никогда и никто не очернит тебя. Ты - орел, ты паришь в синеве неба. Спустись скорее на родную землю, успокой встревоженное сердце своей любимой подруги!..

В конце января разведчики вернулись на базу изнуренные, обветренные. На спаренных лыжах они привезли раненого командира группы. Он был в тяжелом состоянии. Лицо его осунулось, почернело, глаза поблекли, утратив прежнюю живость и теплоту. Смугляк был ранен в пути три дня тому назад при переходе железнодорожной линии. Двое из партизан изорвали свои нательные рубашки и забинтовали ему бок. После этого, сменяясь, они везли его по глухим тропам шестьдесят километров, без медицинской помощи и горячей пищи.

Теперь он лежал безмолвный, прикованный к лыжам. Тася, сокрушенная и тоже безмолвная, склонилась над ним, взяла руку, нащупала еле уловимый пульс. По лицу ее пробежала радостная улыбка.

- Миша! - позвала она. - Мишенька!

Он открыл глаза, чуть повернул голову.

- Это ты, Тасенька? - произнес Михаил слабым голосом. - Все в порядке, дорогая, не тревожься. Задание выполнено... А рана заживет. Только вот бинты присохли к телу. Как они меня сжимают!

Партизаны внесли его в землянку.

- Теперь я долго буду с тобой, - сказал он Тасе.

Так закончился их медовый месяц.

Глава шестая

Во второй половине 1944 года началось сплошное очищение советской земли от фашистских захватчиков. С двадцать третьего июня по десятое августа армия, в составе которой недавно служил Смугляк, победоносно продвигалась на запад. Прорвав сильно укрепленную оборону противника южнее Витебска и под Оршей, сломив отчаянное сопротивление его передовых частей, закаленные в боях соединения совершили героический марш от берегов Днепра до Немана и вышли на государственную границу с Польшей. Позади остались тысячи сел и десятки городов, знаменитые "котлы" и незабываемые переправы через Днепр, Березину и Неман. Ворота на Берлин были открыты. На широких и многолюдных улицах Москвы еще не затих гул кованных сапог и ботинок многотысячной колонны пленных, а войска уже начинали подготовку к новому удару по фашизму - в Восточной Пруссии.

Весь боеспособный состав партизанских отрядов с энтузиазмом вливался в действующие подразделения регулярных армий. Смугляка трудно было узнать в эти дни. Он уже нашел свою часть и переобмундировался. На его новой гимнастерке виднелись три ордена и партизанская медаль. На погонах прибавилось по звездочке. Гвардии старший лейтенант был необычно динамичен, общителен и разговорчив. Тасю зачислили в штат медсанбата дивизии, а Ивана Андреевича Шугая и других седоволосых стариков направили по домам. Старший сержант Егор Большаков был назначен старшиной роты, которую принимал Смугляк.

Они стояли на площади большого села Лужки и оживленно разговаривали между собой. Вскоре к ним подошел Максим с опущенной головой, печальный. Смугляк догадался, что просьба юного разведчика не увенчалась успехом. Приласкал его, спросил:

- Ну, как твои дела?

- Не берут, - ответил подросток, сдерживая слезы, - слишком молод, говорят. А что я буду делать один?

- Не горюй, Максим, - сказал Шугай, шевеля седыми усами. - Работы нам хватит. Поедем вместе в мой израненный Смоленск. Сын у меня погиб на фронте, вот ты его и заменишь. Сначала поучишься, а там и в армию пойдешь. Тогда ты нужен будешь ей. Ну, подними голову! Не люблю, когда смелые люди хныкать начинают.

- Правильно, правильно! - загудели солдаты.

Максим приободрился. А Смугляк, обрадованный только что услышанными словами, крепко обнял старого партизана.

- Спасибо, Иван Андреевич! - сказал он. - За человечность спасибо! Сегодня я убедился, что в нашей стране сирот не забывают, - и, повернувшись к Максиму, добавил: - Хорошего ты отца нашел, мой юный друг! Слушайся его и уважай. Я буду писать тебе с фронта, а ты не ленись отвечать. Пиши и о своей радости, и печали. И тебе и мне легче будет.