Василий Глотов - Наедине с совестью

- Отчаянно воюете, - снова улыбнулся капитан.

Вечером Смугляк, Осадчий и немец сидели уже в штабе партизанского отряда. Они хорошо поели и теперь спокойно беседовали. Командир и комиссар отряда рассказали Осадчему о своих боевых делах, о связи с Большой Землей и выразили сожаление, что, пока идут осенние дожди, отряд не может принять транспортного самолета из Москвы с грузом и отправить отсюда раненых.

- Придется вам отдохнуть у нас, Аркадий Степанович, - сказал командир отряда летчику-истребителю Осадчему, прикуривая от его зажигалки. - Как только земля подмерзнет, самолет придет обязательно. Тогда мы сможем сразу же отправить вас. На Большой Земле вы нужнее. А мы вот здесь будем помогать вам.

- Благодарю, товарищ майор!

Но летчик-истребитель даже и не помышлял об отдыхе. Отправив шифровку в авиационный полк о своем местонахождении и о двух сбитых самолетах противника, он на второй же день включился в группу Смугляка. Этот воин неба оказался удивительно бесстрашным бойцом и на земле. Он прекрасно знал здешние места. При его помощи группа Смугляка произвела взрыв водонапорной башни на ближайшей железнодорожной станции, а неделю спустя заминировала кинотеатр бывшего лесхоза, куда собирались только "чистокровные арийцы". Восемьдесят шесть отдыхающих гитлеровцев нашли свою могилу под обломками кинотеатра, а старик-сторож, который содействовал своему земляку Осадчему и группе Смугляка в подготовке этой могилы, в ту же ночь перебрался к партизанам.

Рискованные вылазки и боевые дела крепко подружили капитана авиации с гвардии лейтенантом пехоты.

От местных разведчиков Смугляк и Осадчий узнали, что в предстоящее воскресенье, вечером, в бывшем райцентре Боярки состоится необычная свадьба. Молодой немецкий офицер из гестаповцев женится на учительнице-белорусске, работающей на фашистов. На свадьбе будут присутствовать двенадцать полицаев и четыре гитлеровца. Узнав об этом, Осадчий неожиданно громко и заразительно рассмеялся.

- Вот что, Миша, - обратился он к Смугляку, - надо обязательно испортить эту свадьбу. Охрана гестапо на неделю убывает с карательным отрядом. Нам это на руку. Нужно только подобрать человек двадцать смелых ребят. В Боярках я бывал не раз. Пути знаю. С утра сделаем небольшой переход, а к вечеру явимся на свадьбу с подарками. С командиром я договорюсь. Готовь ребят. Согласен?

- Вылазка интересная, - кивнул головой Смугляк. - Но я не совсем понял, почему ты рассмеялся?

- Представил себе физиономии молодоженов, - признался Осадчий, закуривая. - Случай необычный. Идем в штаб.

В выходной день, спозаранку, группа партизан лесными тропинками направилась к Бояркам. Впереди шел капитан Осадчий в авиационном комбинезоне. К девяти часам вечера они прибыли к назначенному месту. На опушке леса летчик повторил боевую задачу каждого партизана. После этого он подошел к Смугляку, крепко пожал ему руку, шепнул:

- Начинаем, Миша.

Свадебное гуляние происходило в школьном помещении. Окна были затемнены, двери закрыты, но пьяные голоса и задорный перебор гармоники просачивались наружу. Партизаны окружили помещение бывшей школы. Смугляк остался командовать отрядом, а Осадчий с двумя товарищами ворвался в двери и прошел прямо к столам.

- Прошу внимания! - повелительно сказал капитан, подняв гранату выше плеча. - В Боярках выброшен воздушный десант Советской Армии. Здание школы окружено. Всем оружие сложить на стол и по одному выйти во двор. За малейшее сопротивление - смерть! Товарищ Большаков, соберите оружие!

В три часа ночи вся празднично одетая свадебная компания была уже в шести километрах от Боярков. Перед переходом лесного участка шоссейной дороги партизаны остановили арестованных. Они отпустили мужчин и женщин, не причастных к предательству, а невесту и жениха, полицаев и четырех гестаповцев повели на суд партизан.

После боярковской операции начались заморозки. В четверг, в двенадцать часов ночи, с Большой Земли прибыл транспортный самолет. Обратно он отлетал ровно в четыре. Из партизанского отряда убывали: капитан-авиатор Аркадий Степанович Осадчий, два артиллериста, бывших окруженца, и трое тяжело больных. Вместе с ними летел и немецкий летчик обер-лейтенант Гофман.

На взлетную площадку собралось много провожающих. Была тут и Тася, взволнованная, радостная. В последнюю минуту Осадчий растрогался, по-мужски обнял и крепко поцеловал Смугляка.

- Запиши мой домашний адрес, Миша, - сказал он, сдерживая волнение и слезы. - Умирать я не собираюсь. После войны обязательно увидимся. До свидания, дорогие товарищи партизаны! До скорой встречи, мой смелый друг Михаил Петрович!

Михаил долго махал ему шапкой:

- До свидания, Аркадий!

*

Кончался уже третий месяц, как Михаил принял Максима в свою группу. Ему не пришлось раскаиваться в своем решении. Подросток оказался на редкость хитрым и находчивым разведчиком. Худенький на вид и стеснительный, он бродил по окрестным селам под видом погорельца, выслушивал разговоры друзей и врагов Советской власти. Земляки не отворачивались от сына погибшего лесника: принимали его днем и ночью, делились с ним последним куском хлеба. Гестаповцы и полицаи не обращали на Максима никакого внимания.

- Ты прирожденный разведчик, Максим, - говорил Смугляк, провожая подростка в Лужки за новыми данными. - После войны о тебе песни будут слагать. Только не теряй бдительности. Где бы ты ни был, кто бы тебя не встретил, о связи с партизанами ни слова. Понятно?

- Знаю, - кивал головой Максим. - Через два дня вернусь.

В Лужках он решил зайти к сапожнику Ивану Кулешу, который когда-то знал его отца. Сапожник жил широко. Новый дом Кулеша, в четыре комнаты, крытый железом, стоял в переулке. Там почти ежедневно устраивали попойки полицаи. Взлохмаченный и пьяный сапожник узнал Максима, раздобрился, посадил за стол.

- Вот тебе печка, - заплетающимся языком говорил он, покачиваясь из стороны в сторону. - Поешь, потом залезай и отогревайся. А завтра поможешь моему старику дрова пилить. Ну, что же ты, не согласен?

- Помогу, конечно, - ответил Максим.

Поздно вечером полицаи разошлись по домам, кроме старшего, который сидел за столом и тянул самогон из большой кружки. Он уже совсем потерял здравый рассудок: дико орал песни, а потом начал хвастаться своей осведомленностью в секретных делах немецкого командования. Сапожник льстиво улыбался, подливая полицаю в кружку самогон.

- Ты в почете у немца, Григорьевич, в почете, - угодливо говорил он, заглядывая ему в глаза. - Недаром тебя старшим в Лужках назначили. За твое здоровье, Михаил Григорьевич!

Польщенный полицай окончательно развязал язык, рассказал Кулешу, что на Октябрьские праздники гестаповцы собираются "поздравить" партизан усиленной бомбежкой. Нужно только как можно быстрее установить точное расположение их базы. И, стукнув кулаком по столу, озверело заорал: