Василий Глотов - Наедине с совестью

- Можно, командир?

- Входи! - ответил Смугляк.

- Ну вот, снова встретились. Могу присесть? Вижу, ты не очень доволен, Ворон? Что ж, можно поступить так: ты меня не знаешь, а я тебя. Сашка Гвоздь на все согласен.

- Как попал в роту, случайно? - спросил Смугляк.

- Нет, вполне сознательно, - серьезно ответил Шматко. - Я был в запасном полку армии и хорошо запомнил полевую почту дивизии и почтовый ящик роты. Ты же дал мне этот адрес, помнишь госпиталь? Еще раз я побывал на больничной койке, и теперь вот здесь. Пусть это тебя не беспокоит. У Сашки Гвоздя нет привычки делиться впечатлениями прошлого. Только ты относись ко мне справедливо, как ко всем. Исключения мне не нужны!

- Брось об этом! - проговорил Смугляк, угощая собеседника папиросой. - В твоем мужестве я никогда не сомневался, но дисциплину нужно повысить. Война еще не закончена, а без дисциплины нет порядка, нет успехов. Истина старая. Давай повоюем, товарищ Шматко.

Шматко поднялся, выпрямился.

- Обязательно повоюем, командир! - ответил он твердо. - Я люблю это дело. Да и на фашистов зол. Разрешите идти?

- Идите, товарищ Шматко.

*

Есть люди, для которых труд, какой бы он ни был, является смыслом всей их жизни. Они не могут праздно провести ни одной минуты. Безделье им кажется чем-то ненормальным, пустым, угнетающим. В труде они находят все: и удовлетворение внутренних потребностей, и содержание прожитого дня, и духовное наслаждение.

К таким людям принадлежал и Коля Громов. С утра до позднего вечера он что-то делал: то читал уставы и наставления, то занимался любимой стрелковой тренировкой, то беседовал с воинами. Никто и нигде не видел его зевающим от безделья.

Громов еще совсем молодой человек, выше среднего роста, плотный, подвижный. Лицо его простое, открытое. Глаза сероватые, всегда сияющие. Нос прямой, подбородок закругленный, с маленькой ямочкой посредине.

Этот сын томской тайги еще семилетним мальчиком вооружался ножом и палкой и начинал мастерить всевозможные мельницы и вышки. Выстругивал охотников и уток, делал замысловатые челны и лодки. Выходил с отцом на охоту и колесил по тайге целыми неделями. Отец научил его стрелять белку только в глаз, чтобы не испортить шкурку, и определять по следам любого зверя, животного, птицу. Он хорошо ориентировался в лесу и, имея в руках только топор, умел построить любое жилье.

Все это очень пригодилось сейчас, на фронте. Громова не изнуряли тяготы войны. Пули его не пролетали мимо цели. Фашисты смертельно боялись русского снайпера.

Сегодня он поднялся, как и вчера, перед самым восходом солнца. Быстро умылся, оделся и вышел из домика, поправляя на ходу командирские ремни и гимнастерку. Смугляк уже сидел в палисаднике у столика, курил. Громов поприветствовал командира и присел рядом:

- Что так рано, Михаил Петрович?

- Не спится, Коля. Знаешь, прошелся вот сюда к речке и подумал: хорошее место для проведения занятий. В нашем распоряжении, видимо, не больше трех-четырех дней. Нужно научить людей окапываться в наступательном бою, преодолевать естественные и искусственные препятствия, лучше освоить личное оружие. Кто знает все это - повторит, кто не знает - научится. Я к девяти часам должен быть у командира полка на совещании. Тебе придется позаниматься со всей ротой. Обед вам привезут в поле. Я скажу Большакову. Оставьте здесь двух дневальных. Кашуба пусть готовится к завтрашним занятиям. С совещания я приду к вам. Все ясно?

- Ясно. Можно поднимать солдат?

- Пусть еще часик поспят, - взглянул Смугляк на часы. - Скоро опять начнутся бессонные ночи. Сделай так, Коля: в полвосьмого - завтрак, в полдевятого - начало занятий.

- Слушаюсь!

Совещание у командира полка продолжалось часа два. В начале первого Смугляк вышел из штаба и направился прямо в поле, к своей роте. День снова выдался солнечным. По сторонам желтели небольшие полоски пшеницы, видимо, частников. Между полосками возвышались подсолнухи, повернув к солнцу круглые, рыжие лица. Михаил размечтался. В это время недалеко впереди послышалась стрельба из автоматов. "Что такое? - остановился он, прислушиваясь. - Боевая стрельба - и как раз там, где рота должна была проводить занятия. Кто разрешил стрелять? Может, из штаба полка дано такое указание? Но ведь я только оттуда? О боевой стрельбе даже не было речи".

Смугляк поднялся на самые носки и поверх пшеницы посмотрел в синеву долины. На сером косогоре он увидел маленькие зеленые фигуры солдат. Это были автоматчики его роты. Они куда-то бежали, падали, снова поднимались и снова бежали. Стрельба усиливалась. "С ума посходили, - подумал Смугляк, бросаясь вперед. - Я им покажу сейчас боевую стрельбу! Что за самоуправство?"

Бежать было трудно. Высокая трава путалась и заплеталась в ногах, пот заливал лицо. Смугляк хорошо знал, что с ротой ушел Громов. Неужели он, дисциплинированный и умный офицер, проявил такую глупую инициативу? Если так, значит, с первых же дней нужно твердой рукой наводить порядок в роте.

Распаленный и взмокший, Смугляк выскочил на холмик и начал не спеша спускаться в низину, к мостику. Стрельба прекратилась. К ручью с западной и северной стороны собирались солдаты. Михаил, задыхаясь от бега и обиды, направился к группе. Ему навстречу поспешил Громов, придерживая ложе автомата подмышкой.

- Что тут такое? - спросил Смугляк, вытирая лицо рукавом гимнастерки. - Кто здесь воюет? Почему?

- Ликвидируем остатки Белорусского "котла", товарищ гвардии старший лейтенант! - доложил Громов, указывая назад рукой. - Вояки фюрера уже восемнадцать дней пробиваются к границам Восточной Пруссии, чтобы влиться в свои недобитые части. Упрямые, как ослы. Ну, мы им дали!..

- Ах, вот оно что! Где же вы их обнаружили?

- Тут вот, в пшенице отлеживались, - кивнул Громов на желтую полоску, раскинувшуюся по косогору. - Двадцать бывших артиллеристов немецкой армии, все с автоматами. А получилось так: в перерыв после занятий ефрейтор Кочин пошел до ветру и случайно наткнулся на них. Фашисты свалили его и начали душить, чтобы не выдать себя. Кочин все же сумел крикнуть. Мы услышали и бросились к нему. Гитлеровцы стали отстреливаться. Я развернул роту и окружил их. Вот и произошел маленький боевой эпизод.

- Отведите их в штаб! - приказал Смугляк.

Занимались еще часа три: преодолевали рвы, штурмовали высоту, учились быстро и надежно окапываться. Все действовали серьезно, как в бою. Вскоре старшина Егор Большаков привез обед. Автоматчики расстелили плащ-палатки на берегу тихой речки, у мостика, расположились вокруг ротной полевой кухни. Приятно покушать на свежем воздухе!.. Ефрейтор Кочин, коренастый, сильный уралец, аппетитно ел гречневую кашу и, не поднимая головы, говорил: