Василий Глотов - Наедине с совестью

Директор сидел словно на гвоздях. Очень уж убедительными были документы. Лицо его то бледнело, то покрывалось холодным потом. Внимательно просмотрев еще несколько документов, он вышел из-за стола и начал нервно ходить по кабинету, от стены к стене. Ему было досадно и неприятно.

- Опорочил он нас, Максим Борисович! - по-женски голосил начальник отдела кадров. - Нужно срочно принимать меры. Иначе вам могут приписать и укрывательство и пособничество.

- И какие же меры вы предлагаете?

- Созвать партийное собрание сегодня же, немедленно! - внушительно заговорил Сидор Сидорович, складывая бумаги в "секретную папку" и не спеша завязывая ее. - Нужно исключить проходимца из рядов партии и добиться увольнения его с работы. Тут все ясно! Я глубоко уверен, что никто не осудит вас за строгие меры.

- Ясно. Но правы ли мы будем?

- Что заслужил, то пускай и получает.

Директор снова прошелся по кабинету. Начальника отдела кадров он знал уже давно как мелочного человека-склочника, хитрого интригана и неутомимого клеветника. К людям Сидор Сидорович всегда и везде относился с подозрением, очень болезненно реагировал, когда некоторые его сослуживцы выдвигались на большую работу или в революционные праздники отмечались как лучшие производственники. В душе директор ненавидел этого человека, часто не обращал внимания на его сигналы, но на этот раз вынужден был терпеливо выслушивать его доводы, соглашаться с ними. Позвонив секретарю партбюро, он пригласил его к себе, а Сидору Сидоровичу сказал:

- Вы пока можете идти.

Как и директор, секретарь партийного бюро был поражен обвинительными документами на главного инженера. Поняв, что дело чрезвычайно серьезное и что оно требует срочного разбора, он все же посоветовал директору вызвать Михаила Петровича на личную беседу, потом принять решение на бюро и уже тогда выносить дело на обсуждение закрытого партийного собрания. Директор согласился. Смугляка в это время на заводе не было: он еще утром ушел на вокзал встречать жену и сына, приехавших к нему из Харькова. Послали за ним машину со срочным вызовом. Приехав на завод, Михаил Петрович встретил во дворе директора, мрачного, недовольного. Спросил о причине срочного вызова. Тот кивнул на кабинет, натянуто сказал:

- Заходите ко мне, узнаете.

- А попозже нельзя?

- Нет, только сейчас.

- Что же случилось?

- Узнаете сейчас, узнаете!

Разговаривали долго. Потом состоялось заседание партийного бюро, а в шесть часов вечера в клубе завода началось закрытое собрание. Слово для информации предоставили Сидору Сидоровичу, как члену бюро. Длинный и нескладный, он вышел на трибуну и не спеша начал развязывать "секретную папку".

- Многоуважаемые товарищи коммунисты! - притворно сокрушаясь, обратился Сидор Сидорович к собравшимся. - Как ни больно мне, но я должен глубоко огорчить вас неслыханным делом в нашем коллективе. Речь пойдет о главном инженере завода. Этот более чем подозрительный человек, незаконно присвоивший себе фамилию моего погибшего дорогого двоюродного брата, много лет бесстыдно обманывал власти, бежал из лагеря заключения и с корыстной целью пролез в ряды нашей партии. Тут все ясно! Его боевые действия на фронте и учеба в институте являются для нас тайной, покрытой мраком неизвестности. Вы знаете, что этот замаскированный субъект совсем недавно опорочил прекрасную труболитейную машину и ее создателей. На руках его не отмылась еще кровь донбасского шахтера Григория Федько и, может быть, невинная кровь моего двоюродного брата, старшины Смугляка Михаила Петровича.

Коммунисты словно окаменели. Слова начальника отдела кадров сыпались на них, как снег на голову. За восемь месяцев совместной работы труболитейщики, техники и простые рабочие успели полюбить главного инженера. Они ценили его как высококвалифицированного специалиста, распорядительного начальника, удивительно скромного и отзывчивого человека. Смугляк сидел в углу, не поднимая глаз. Большим усилием воли удавалось ему скрыть свое волнение. Но как он ни держался, его широкие и сильные плечи опускались все ниже и ниже, на смуглом лице ходили желваки. А Сидор Сидорович все говорил и говорил. Потом для убедительности показал коммунистам фотографию Молчкова, скопированную в уголовном розыске и, заканчивая выступление, выкрикнул:

- Все ясно. Сорную траву с поля долой!

Наступила неловкая тишина. Несколько минут все молчали, подавленные только что сообщенными фактами. Наконец, один из молодых труболитейщиков внес предложение послушать главного инженера. Председатель собрания дал слово виновному для объяснения зачитанных документов. Михаил Петрович в новом зеленоватом костюме медленно подошел к трибуне и взглянул на собравшихся товарищей.

- Сегодня утром ко мне приехали жена и сын, - мягко и просто начал он свое выступление. - Я от души порадовался, что теперь еще полнее могу отдаться производству. Но радость моя неожиданно омрачилась. - Он вздохнул и помолчал. - Многие факты, о которых говорил начальник отдела кадров, соответствуют действительности. О них я давно уже написал в Москву, Генеральному Прокурору. Но расследование, видимо, затянулось. Этим воспользовались и стали подбирать новые ложные обвинения, чтобы окончательно убить и похоронить меня.

- Ты сам похоронил себя! - возмущенно бросил реплику Сидор Сидорович. - Не пеняй на кривое зеркало, если рыло кривое.

Михаил Петрович не ответил на реплику. Спокойно и убедительно он начал рассказывать, при каких обстоятельствах был убит шахтер Федько, как и почему он, юный Молчков, принял на себя вину товарища, по какой причине бежал из лагеря заключения и как на формировочном пункте ему присвоили чужую фамилию. Все эти факты он убедительно аргументировал, называя свидетелей.

Когда главный инженер сошел с трибуны, зал облегченно вздохнул. Мрачные картины, нарисованные начальником отдела кадров, несколько прояснились. На лицах многих коммунистов появились счастливые улыбки. Выступая в прениях, они искренне отмечали большую и добросовестную работу Михаила Петровича, его смелость и умение, отзывчивое отношение к людям и заботу о них. Все это злило Сидора Сидоровича, он то и дело вскакивал со стула и забрасывал выступающих репликами.

Очередным взял слово начальник литейного цеха Сергей Васильевич Лось, человек честный и прямолинейный, скромного нрава и богатырского телосложения. Он подошел к трибуне и навалился на нее могучей грудью. Сначала казалось, что трибуна вот-вот затрещит и развалится под его тяжестью.

- Я не собираюсь приукрашивать главного инженера, - загремел голос Сергея Васильевича. - Но справедливость требует называть факты своими именами. Тут говорили, будто Михаил Петрович опорочил присланную нам труболитейную машину. Ложь! Мы ее просто выбросили, как громоздкую и бестолковую, а на ее место поставили пять своих - дешевых и простых по изготовлению, но высокопроизводительных. На них мы выполнили годовой план за восемь месяцев. В этом большая заслуга главного инженера. Так какого же черта наклеивать на него глупое обвинение?!