Антон Керсновский - Философия войны в одноименном сборнике

подстрекал его на протест, возражение, доклад о существенных потребностях войск!

Подчинение, вернее — отдача себя в руки младших, наблюдалось в русской армии

очень часто. Стоило младшему быть ретивее к делу, как он тотчас же «седлал» своего

вялого, ленивого, эпикурействующего или легкомысленного начальника. Явление это

приписывалось особенно офицерам Генерального Штаба. Но это не совсем верно: такое

явление было везде, где начальник хуже подчиненного знал свое дело и положение вещей во

вверенной ему части. Так брали своих начальников «в руки» господа заведующие

хозяйством в полках, адъютанты, делопроизводители и другие шустрые и деловитые люди.

Особенно часто это бывало с командирами — «гастролерами», т. е. теми, кои командовали

полками короткое время или были очень молоды и неопытны в жизни и службе (офицеры

Гвардии и Генерального Штаба), или просто были ленивы, или легкомысленны и не

занимались, как следует, служебными делами. Так или иначе, но это явление было очень

распространено в русской армии и свидетельствует о начальническом неведении даже в

узкой сфере своих прямых обязанностей...

После Манчжурской войны многие обрушились на офицеров Генерального Штаба,

как на «мозг» Армии. Я же решительно стал защищать их и в печати, и на специальных

докладах в Штабе Н-го военного округа.

Я говорил, что Генеральный Штаб есть кость от кости, плоть от плоти всей русской

Армии; что для улучшения Генерального Штаба надо изменить в корне все условия жизни и

службы Армии и позаботиться об улучшении качеств строевых начальников, кои должны

174

Электронное издание

www.rp-net.ru

быть учителями и руководителями подчиненных им офицеров Генерального Штаба, а не их

учениками и «пешками» в их руках.

***

В апреле 1896 года я был переведен в Генеральный Штаб и назначен старшим

адъютантом штаба одной из кавалерийских дивизий, стоявших близ австрийской границы.

Здесь я прослужил 5 лет, настойчиво отказываясь от иных должностей: я желал овладеть

делом, на которое стал, и хорошо изучить все местные условия, дабы быть действительно

полезным для тех войск и начальников, при которых служил и которые мне доверяли вполне.

Частые переводы, перемены мест, столь практиковавшиеся в Генеральном Штабе, не дают

возможности хорошо ознакомиться с положением вещей на каждом месте службы и

способствуют дилетантизму на службе. Кроме того, штаб дивизии и есть ближайший к

войскам штаб, а я хотел быть ближе к войскам. Наконец, служба в провинции и близ

границы более приближает работу войск к вероятной будущей их работе на войне. Я не

раскаивался, что отказался от Севастополя, Варшавы и тем более от Главноштабского

табурета. Сидя 5 лет на одной должности, постоянно посещая полки дивизии, я хорошо

познакомился не только с областью строевого дела в кавалерии, но и с бытом войск, их

нравами, хозяйством и всеми особенностями службы армейского офицера и солдата.

Мало-помалу я сделался хозяином положения в дивизии, не только в канцелярии

штаба, но и в поле на смотрах, на учениях дивизии и на смотрах — экзаменах моего

начальства перед лицом грозного Генерал-Инспектора кавалерии.

Если бы я писал сейчас личные воспоминания, я должен был бы рассказать целый ряд

курьезных фактов, как, например, в поле, на первом же смотру Великого Князя в 1896

году — дивизией командовал (в прямом смысле слова) не Генерал-Лейтенант Н., а капитан

Генерального Штаба! То же было и на маневрах, предшествовавших этому смотру и

протекших весьма удачно для Генерала Н.

Радоваться такому явлению не приходится.

Я вспоминаю часто Генерала Н., и всегда с чувством нежной любви, как брата, как

друга, как сына, но не как учителя в ратном деле.

Это был «поэт любви», человек, благоговевший перед женщиной: рыцарь по

воспитанию и увлекающийся юноша по натуре. Я мог бы рассказать о нем много хорошего

как о человеке общества, компанейском офицере, добром сослуживце и удивительно

скромном начальнике, устранявшем от себя все похвалы за успехи на смотрах и маневрах.

Но с точки зрения оценки военных знаний и способностей русского командного элемента,

как двигательного центра того организма, который именуется Армией и который составляет

не забаву «верхов», а — страховую часть народного хозяйства — с этой точки зрения ни

175

Электронное издание

www.rp-net.ru

генерал Н., ни кто-либо другой из встреченных мною на службе начальников не были

типами положительными, образцовыми в военном смысле, хотя среди них были люди с

большими достоинствами.

Возьму на выдержку несколько примеров.

Генерал Гурчин — командир 19-го армейского корпуса в 90-х годах прошлого века, а

потом Командующий войсками Виленского военного округа. Человек скромный и

нетребовательный в личной жизни (качество весьма важное для военного вообще, а для

начальника в особенности): фанатически преданный службе, высоко честный и свободный от

всяких жизненных интересов кроме службы, вне ее. Холост, без увлечений, без тормозящих

службу привязанностей и обязательств. Казалось, налицо много данных для создания

большого генерала. А между тем — узость взглядов вообще, служебная мелочность,

рутинерство и, конечно, незнание существа военного дела — сводили «на нет» все

достоинства этого человека. Всматриваясь в него, вы отчетливо видели усердного,

старательного субалтерна 60-х годов, потом — заведующего ротной школой, заведующего

оружием в полку, начальника учебной команды и наконец образцового (по тогдашним

понятиям) командира роты. Вот что запечатлелось главным образом в этом почтенном

человеке и жалком военачальнике. Он был очень требователен и сух с подчиненными; редко

смеялся, мало говорил. Но требовательность его не шла дальше уставных мелочей и

сноровок солдатского и хозяйственного обихода. Изучить его вдоль и поперек было не

трудно, и в полках твердо знали требования командира корпуса: в казармах батальные

картины, суворовские изречения, таблицы нарядов на службу и т.п.; в кухне — раскладка,

доска для записи продуктов, вложенных в котел, разновесы, мерное ведро, машинка для

чистки картофеля, ящик для мясных «порций» и т. д.; в конюшне — таблица перековки,

список лошадей по взводам... Хорошо знал командир корпуса «наставление для обучения

стрельбе», и так как в кавалерии это было слабое место, то командир корпуса был грозою

особенно для конницы. Полевой устав ему не давался совсем. Он вовсе не знал полевого

устава: потому ли, что не знал вообще поля и жизни или потому, что Полевой устав был