Антон Керсновский - Философия войны в одноименном сборнике

округа.

171

Электронное издание

www.rp-net.ru

Действительность опять не оправдала моих надежд. В качестве «причисленного» к

Генеральному Штабу, я был назначен исполнять обязанности старшего адъютанта в Штабе

одной из кавалерийских дивизий.

В штабе этой дивизии велась обычная, «текущая» канцелярская переписка, вялая,

больше похожая на отбывание номера. Начальник Штаба — милый, воспитанный и

галантный офицер — службой себя не утруждал, а на жизнь смотрел с точки зрения: «не

волнуйтесь — все образуется». Это был типичный офицер Генерального Штаба из лучших, т.

е. незаносчивых, но в то же время умевший всегда держать себя с большим достоинством.

Но дело, военное дело в существе его, в глубинах своих, интересовало его мало.

Вновь прибывшего подчиненного он не взял в «обучение», не только в области

кавалерии, но и в области канцелярского дела. Пришлось, как и другим новичкам в

Генеральном Штабе (как большинству), нащупывать пути деятельности самому. Я

подчеркиваю это обстоятельство, ибо считаю, что не только начальник, но и всякий старший

обязан учить и направлять новичков службы и вообще своих подчиненных, должен делиться

с ними своими знаниями и опытом, должен приобщать их к своим идеалам, к своим

понятиям о службе и о всей совокупности военного дела.

Это ведь так естественно: когда человек занят серьезно и искренно каким-нибудь

делом, думает постоянно о нем — он делится своими мыслями с окружающими. Как же не

поделиться начальнику с подчиненным мыслями о том деле, служить коему они оба

призваны «не за страх, а за совесть»? Но за долгую мою службу я не встретил большого

числа начальников, которые считали своим долгом учить каждого прибывающего к ним

офицера и делиться с ним всеми своими знаниями и опытом, начиная от распорядков в

канцелярской работе, краткого писания бумаг и четкой подписи и кончая основами

воспитания войск и применения их на войне.

Первое мое «полевое» занятие как офицера Генерального Штаба в кавалерии было —

расстановка «линейных» для резервного порядка дивизии перед началом учения.

Представьте себе кавалерийскую дивизию, которая становится в резервный порядок

по «линейным»! Мало того, лицо, носившее громкий титул «помощника командующего

войсками по заведованию кавалерией», утверждало, что расстановка линейных — важное

занятие и что от правильности первоначальной постановки дивизии в резервный порядок

зависит все дальнейшее учение. Хороши взгляды старого кавалерийского генерала с

репутацией «выдающегося» кавалериста!

Правда, впоследствии взгляды эти сильно эволюционировали в сторону подвижности

и гибкости строя. Но по существу они остались все же линейными, фигурными и мало

пригодными для современной войны. Кавалерия, перешедшая с 1895 года в руки Великого

172

Электронное издание

www.rp-net.ru

Князя Николая Николаевича, в течение 10 лет проделывала то, чего она не может делать в

современной войне и вряд ли делала это и прежде, если не принимать Фридриховских

«плацевых» упражнений, коими он развлекал иностранцев, за боевую действительность. Но

критика в военном мире не процветала, а тем более критика действий Великого Князя. А

потому кавалерия бросилась в 1895 году ревностно изучать требования Великого Князя —

Генерал-Инспектора кавалерии. На смотры его посылались делегаты, кои привозили в свои

части: чертежи перестроений с командными словами, разные сноровки, а также особенности

Великокняжеских требований. Уже летом 1895 года по рукам ходили и были нарасхват в

кавалерии листки и целые тетради с чертежами «немых» учений полка, бригады и дивизии.

Начальники всех рангов изучали с трепетом эти чертежи, команды и сноровки, чтобы

«потрафить» грозному Инспектору. А Великий Князь действительно держал себя сурово и

неприступно, как человек не от мира сего, как полубог, но и как единственный носитель

каких-то кавалерийских истин и откровений.

Впоследствии для меня было ясно (особенно после Англо-Бурской войны), что наша

кавалерия идет ложным путем, увлекаясь плацевыми картинками, совершенно

неприменимыми в современном бою. Но тогда я заразился общим трепетом, тем более

понятным, что мне, как артиллеристу, кавалерийское дело было известно только по книжкам.

Помню, с какою неуверенностью я выехал на первое учение кавалерийской дивизии,

как священнодействовал, расставляя «линейных», с каким волнением ждал начальства и

начала учения. Мне хотелось проверить мои теоретические познания и поучиться

приложению теории на практике. Это было тем более легко на первых порах, что по своей

должности адъютанта Штаба дивизии я был скорее простым наблюдателем учения. Но

каково же было мое удивление, когда я скоро заметил, что при всем моем невежестве в

кавалерийском деле вообще и в дивизионном учении в частности из всех присутствующих на

учении чинов я — самый знающий!

Не помню — порадовало ли меня тогда это открытие; но хорошо помню, что я хотел

учиться, а не учить других.

Как сейчас вижу себя, штабс-капитана конной артиллерии, причисленного к

Генеральному Штабу, в центре группы начальников объясняющим перестроения резервного

порядка.

Вспоминаю это не с гордостью, а с горечью, тем более что такое явление, такая

необходимость преследовала меня без перерыва всю службу? Почти 25 лет, из года в год, изо

дня в день я наблюдал невежество верхов! И какое невежество? Не только то, о котором я

говорил выше, т. е. отсутствие военной доктрины и широкого понимания сути военного дела,

но даже невежество узкое «уставное»!

173

Электронное издание

www.rp-net.ru

Одной простой, бесхитростной добросовестности было достаточно, чтобы овладеть

делом, сделаться хозяином и господином положения.

И так во всех случаях, на всех должностях!...

Мне скажут: «ну вот, и хорошо: значит добросовестный и деловой человек мог и

вершить все дела и улучшать их во всех случаях?»

О нет, это далеко не так. Старшие (начальники) подчинялись младшим, как

пассажиры подчиняются шоферу автомобиля — пока он везет их по избранному пути к

намеченной цели. Подчинялись ради своих удобств и благополучия, видя, что дело идет

хорошо и что они избавлены от той работы, которая требует иногда значительной энергии и

беспокойств. Но критика верхов и вообще все то, что могло вносить неудобства жизни и тем

более риск для карьеры, не допускались.

«Хотите ломать себе шею — ломайте сами, но меня не вмешивайте: наше дело —

исполнять приказанное».

Так обыкновенно говорил начальник тому ретивому подчиненному, который