Сергей Перевезенцев - Тайны русской веры. От язычества к империи.

Сам Федор Карпов показывает себя прекрасным знатоком не только Священного Писания, но и античной философии и литературы. Об этом свидетельствует его «Послание митрополиту Даниилу», в котором встречаются цитаты из Аристотеля и Овидия, упоминается имя Гомера. Кроме того, знал он и католическую литературу.

« Послание митрополиту Даниилу » — это вообще наиболее интересное сочинение русского мыслителя. Оно представляет собой ответ на письмо митрополита, в котором Даниил призывает своего адресата к «терпению». Карпов же, воздав в начале своего Послания хвалу уму и литературному таланту митрополита, всю вторую часть посвящает опровержению мнения Даниила.

Все опровержения строятся, казалось бы, на простой идее — «терпением» следует строить жизнь духовную, но мирское общество не может жить на основе этого принципа. Мысль эта, конечно, не новая, и каждый реально действующий политик Древней Руси с ней был знаком давно на практике. Однако Федор Карпов выстраивает целую систему возражений, благодаря чему он, можно сказать, представляет митрополиту Даниилу концепцию своеобразного «идеального общества », в основе которого должны лежать « правда », « закон » и « милость ».

Как показали современные исследования, источником столь стройной концепции Федора Карпова послужили труды Аристотеля — «Никомахова этика» (Карпов прямо ссылается на 10-ю книгу этого сочинения) и «Политика». Карпов был знаком с сочинениями Аристотеля в латинском переводе, и в Послании встречаются прямые переводы на русский язык многих аристотелевских терминов: «дело народное» — «res publica», «начальство» — «principatus», «гражданьство» — «civitas». Впрочем, естественно, что положения аристотелевской теории русский мыслитель рассматривал через призму христианского миросозерцания.

По убеждению Федора Карпова, терпение должно быть присуще «всем христианам» — «одним более, другим менее в зависимости от лиц, и обстоятельств, и времени». Однако если «терпение» становится во главу общественного устройства, то общество погибает: «Долготерпение среди людей без правды и закона общество достойное разрушает и дело народное сводит на нет. Дурные нравы в царствах вводит и делает людей непослушными государям из-за нищеты».

Следовательно, основание всякого государства составляет « правда ». В толковании Карпова «правда» — это справедливость (интересно, что Аристотель ставит «правду» даже выше «справедливости»). В реальной жизни «правда» находит свое выражение в « законах ». Федор Карпов утверждает: «Должны были люди во всякие времена под властью закона жить». Более того, «закон» превращается у русского мыслителя в оригинальную теорию поэтапного развития человечества. Первый период , во времена « естественной жизни », люди жили « под законом естественным ». Во второй период , во времена Закона , — « под законом Моисея ». В третий период , длящийся до сих пор, « во времена Благодати », люди живут « под законом Христовым ».

Хотелось бы обратить внимание, не проводя строгих параллелей, что подобная периодизация человеческой истории во многом схожа с периодизацией, которую за триста лет до Федора Карпова, в XII веке, предложил Климент Смолятич в своем «Послании к Фоме».

Справедливые законы позволяют устроить справедливое же общество. Подданные оказываются защищенными от притеснений со стороны правителя: «Для того даны законы, чтобы не было так, что кто сильный — все может». Начальствующие с помощью законов добиваются подчинения подданных. Добрые люди перестанут страдать от злых: «Потому законы были нужны, чтобы страхом перед ними человеческая дерзость обуздалась и чтобы спокойно существовала между негодными невинность».

Вполне естественно, что законы издаются «начальниками». Более того, в понимании Федора Карпова, все люди нуждаются «во власти царей», которых он сравнивает с гуслями библейского царя Давида: «Всяким странам и народам необходимы цари и начальники, которые должны быть наподобие гуслей музыканта Давида». Ведь как музыкант, играя на гуслях, создает гармоничную мелодию, так и цари обязаны своими действиями создать гармоничное общество.

И здесь на помощь царям приходит «милость», ибо «милость без правды есть малодушество, а правда без милости есть мучительство». Вместе же они и поддерживают гармонию в обществе: «Милость, правдою поддерживаемая, а правда, милостью укрощаемая, сохраняет царю царство на многие дни». Царь же, не соблюдающий справедливости, достоин осуждения на Страшном суде: «Ответ должен он будет дать великому Судье».

Конечно, Федор Карпов понимал всю теоретическую отвлеченность своих, основанных на Аристотеле, рассуждений. Поэтому он всячески сокрушается и о несовершенстве мира, и несовершенстве российской жизни. Недаром он писал: «Я по апостолу думаю, что «дни лукавые настали», конца света достигли». И утверждает: «Сколь вредными и дурными путями с хромыми ногами эта земная власть и вся природа человеческая ходит». А свои горестные рассуждения о несовершенстве мира он завершает иллюстрациями из поэтических сочинений Овидия.

Впрочем, у Федора Карпова наверняка были какие-то и более реальные предложения по изменению ситуации в России, найденные им у Аристотеля или же у каких-то иных античных философов. Однако он явно не хочет их высказывать, опасаясь услышать от митрополита Даниила обвинения в «язычестве»: «И если я скажу больше, тогда это чем-то языческим и чуждым ты назовешь».

В целом же «Послание митрополиту Даниилу» свидетельствует, что Федор Карпов стал одним из первых отечественных религиозно-философских мыслителей, кто не просто использовал те или иные отдельные идеи Аристотеля, но положил научные разработки античного философа в основание собственного учения. Более того, Федор Карпов первым попытался предложить применение аристотелевской теории общественного устройства к реальной жизни России. «Об этом, владыка, наставляй и моли, чтобы с Божией помощью так устроилось», — обращался он к митрополиту Даниилу. Столь же новым было и упование Федора Карпова на силу «закона», впервые столь ярко выраженное в Послании.

В сложной духовной атмосфере первой половины XVI века, наполненной многочисленными спорами и дискуссиями, Федор Карпов тем не менее пользовался всеобщим уважением. И недаром с его мнением считались и Максим Грек, и инок Филофей, и митрополит Даниил. «Разумным мужем» называл его и князь Андрей Курбский.

Отдельные сведения о жизни Ивана Семеновича Пересветова известны только по тем скудным автобиографическим фактам, которые он привел в своих произведениях. Выходец из Западной (Литовской) Руси, Иван Пересветов был профессиональным «воинником» и в 20–30-е годы XVI века находился на службе у венгерского и чешского королей, молдавского господаря. В конце 30-х гг. Пересветов приехал в Москву, где попытался организовать оружейную мастерскую по производству «гусарских щитов». Постоянные боярские раздоры, которых было немало при малолетнем великом князе Иване IV, помешали Пересветову осуществить свои намерения. Недовольный и своим положением, и состоянием государственных дел в целом, Иван Пересветов в конце 40-х гг. пишет, а затем и передает Ивану IV (в то время уже царю) несколько сочинений, в которых формулирует свои предложения об усовершенствовании государственного устройства русского царства. Дальнейшая судьба Пересветова неизвестна — в документах того времени его имя упоминается только однажды в описи царского архива.