Габриэль Городецкий - Роковой самообман

Черчилль и слышать не хотел о том, чтобы оказать давление на Турцию. Перед обсуждением кабинетом предложений Криппса он говорил Кэдогану, что «ему это не нравится. По его мнению, эта декларация русских удобна туркам, но он сомневается, что последних следует поощрять толкать Советы дальше — в результате лишь сильнее будет отдача» {594} 594 FO. 371. 30067. R2248/112/44. Записка Кэдогана, 13 марта 1941. .

Гитлер быстро задавил новые тенденции в зародыше. Саракоглу сообщили, что присутствие германских войск в Болгарии — мера предосторожности, чтобы «уничтожить английское влияние на Европейском континенте». Как его заверили, эта мера никоим образом «не направлена против территориальной или политической целостности Турции»; Гитлер специально приказал войскам развернуться в некотором отдалении от турецкой границы и надеется, что турецкие войска сделают так же. Обмен письмами о неприменении силы между Гитлером и Иноню, президентом Турецкой республики, полностью парализовал русских, особенно когда Иноню пошел дальше, обязавшись не уступать территорий никакой иностранной державе {595} 595 DGFP. XII. Р. 201–202, 246, 285–286. Обмен письмами между Гитлером и Иноню, 1 и 12 марта 1941, Папен — МИД, 8 марта 1941. .

Подозрения Сталина привели его, когда письмо Гитлера стало достоянием общественности, к выводу, будто все это дело задумали англичане, чтобы втянуть его в войну. Кроме того, уж очень ему хотелось избежать открытого конфликта с немцами. Поэтому Виноградов, быстренько сменив тон, стал опровергать распространившиеся слухи, будто немцы планируют захватить Проливы «в расчете на конфликт с ' Советским Союзом в будущем». Словно позабыв о причинах, вызвавших советскую инициативу всего две недели назад, он высказывал убеждение, что «Германия всегда подтверждала свои добрые намерения в отношении Советского Союза», однако не преминул заметить, что Советский Союз «как известно, держит глаза открытыми»; несмотря на твердое решение сохранять нейтралитет, он «всегда сумеет принять меры, если наши интересы кем-либо и в какой-либо степени будут затронуты». Вновь воскресла идея английского заговора с целью втянуть Советский Союз в войну — как альтернативы попыткам заключить мир с Германией {596} 596 АВП РФ. Ф. 0132. Оп. 242. П. 236. Д. 7. Л. 199–201; FO. 371. 29780. R2459/113/67. Отчеты о встрече Виноградова с Натчболл-Хьюджсеном, 14 марта 1941. . И все же, имея в кармане обязательства Гитлера, турки несколько смягчили напряженную ситуацию, признав наконец советскую декларацию от 17 марта и ответив таким же обязательством воздерживаться от враждебных действий, буде Советский Союз окажется вовлечен в военные действия {597} 597 FO. 371. 30067. R2587/112/44. Натчболл-Хьюджсен — ФО, 17 марта 1941. .

Новое взаимопонимание немедленно нарушил Гитлер, воспользовавшийся случаем открыть турецкому послу в Берлине во всех подробностях выдвинутые Молотовым в ноябре требования относительно баз в Дарданеллах и размещения войск в Болгарии. Конечно, в Анкаре «самое большое впечатление произвело заявление фюрера, будто Советский Союз ставил право интервенции в Проливы условием своего вступления в Тройственный союз». Победоносному Гитлеру легко удалось представить себя защитником турецких интересов, не дающим «Советскому Союзу уничтожить Балканы и Турцию» {598} 598 DGFP. XII. P. 308–312, 384. Меморандум о встрече Гитлера с Гереде, 18 марта 1941; Krigsarkivet. Fцrsvarsstaben. Ser. E/II/15/1. Рапорт военного атташе № 27, 24 марта 1941. .

Ситуацию еще больше усложнило осознание того факта, что в известных обстоятельствах соглашение о взаимопомощи между Турцией и Англией может быть обращено против Советского Союза в Черноморском регионе и на Кавказе. Как раз такую возможность должна была исключить декларация. Действительно, в ходе секретных переговоров с Иденом в Никозии была достигнута договоренность, согласно которой в случае вторжения немцев в Турцию Королевские военно-воздушные силы немедленно получали право пользоваться аэродромами во Фракии и Ешилькоем, главным аэропортом Стамбула, не говоря уже об Анталии {599} 599 FO. 371. 30124. R2836/1934/44. Натчболл-Хьюджсен — ФО, 21 марта 1941. . Меркулов, глава НКГБ, засыпал Кремль донесениями о деятельности явно антисоветского характера, развернутой турецкой разведкой в Северной Турции и на Кавказе. В Эрзеруме организовали специальное бюро для координирования работы агентов, занимавшихся шпионажем. Бюро действительно разрабатывало планы превращения Кавказа в автономию под протекторатом Турции. Самая конкретная информация касалась инструкций турецкого Генерального штаба своему разведывательному управлению собирать материал о дислокации Красной Армии в районе Кавказа, а также о состоянии железных и автомобильных дорог и мостов, ведущих с Кавказа в Турцию. Кроме того, требовалась информация о размещении артиллерии и военно-морских сил в регионе и был проявлен особый интерес к системе пожарной безопасности на нефтепромыслах {600} 600 Органы Государственной Безопасности СССР. Т. I (2). С. 60–61. Рапорт Меркулова, главы НКГБ, 22 марта 1941. .

Русские могли только заявить протест. Обмен обязательствами соблюдать пакт о ненападении между двумя странами широко освещался в советских газетах 25 марта {601} 601 Известия. 1941. 25 марта. . В своих бесконечных усилиях спасти пошатнувшиеся отношения между Германией и Советским Союзом Шуленбург вовсю старался отмахнуться от декларации как от «незначительного эпизода», однако Россо, как всегда, более откровенный, не мог не увидеть в ней выражения недовольства Советского Союза позицией Германии по балканскому вопросу. Это было предупреждение Германии, касавшееся идущих переговоров с Югославией {602} 602 См. с. 168–170. и «платонической помощи Турции». Гитлер явно не разделял точки зрения Шуленбурга. Он расценил декларацию как «недружественный акт», но его ответ заключался в развертывании дивизий на границе, а не в бумажных соглашениях {603} 603 АМВнР. Д. 51. П. 45. Оп. 1ш. Поп. 333. Л. 61. Стаменов — МВД, 26 марта 1941. .

Эйфория и чувство облегчения, появившиеся после подписания пакта Молотова — Риббентропа, быстро испарились, когда в ходе в сущности мелкомасштабных боев в Польше и Финляндии выявились упадок сил и плохая обученность Красной Армии. Постепенно становилось ясно, что времени и пространства, выигранных с помощью пакта, вряд ли будет достаточно. Внезапно вскрылось пагубное влияние репрессий на боеготовность армии. Сталин вряд ли мог не замечать, насколько поредел офицерский корпус. Между маем 1937 г. и сентябрем 1938 г. были репрессированы 36 761 чел. в армии и 3 000 на флоте: 90 % начальников штабов округов и их заместителей, 80 % корпусных и дивизионных командиров и 90 % штабных офицеров и начальников штабов. Стало заметно и снижение образовательного и интеллектуального уровня выживших. К моменту нападения Германии 75 % офицеров и 70 % политруков пробыли на действительной службе менее года {604} 604 Volkogonov D. Stalin: Triumph and Tragedy. P. 368. . Обычно бригадный командир должен был обучаться и набираться опыта до десяти лет, прежде чем ему доверяли командовать дивизией, но под давлением обстоятельств его продвигали уже через два — три года. Однако даже в крайних условиях перестройка армии являлась процессом постепенным, что исключало осуществление авантюристических стратегий, если таковые и задумывались.