Мирослав Иванов - Покушение на Гейдриха

Позже узнал, что они заходили в Шестаковицах к Старому, а затем перебрались в Прагу. Немцы Старого расстреляли, как и всех остальных, кто помогал тем парням. А я уцелел. Повезло мне. Да, сложная штука — жизнь.

— Halt! [1] Halt! — стой (нем.). — крикнул гестаповец. В руке он держал пистолет.

Я посмотрел на жену, она побледнела и опустила лейку на землю.

Гестаповцы вбежали к нам, один схватил меня за одежду, начал трясти и что-то кричать.

Я перепугался, лопата у меня упала…

Когда сегодня думаю, как это все началось, то говорю себе, что не должен был заниматься таким делом — огородничеством. Настоящий каторжный труд. Я был учеником в Усти-над-Лабой и тогда узнал, сколько весит ведро с водой. После этого работал у Волака в Праге. Вот это, я вам скажу, был специалист по розам! Когда у меня а Негвиздах умерла тетя, переехал сюда. Она оставила мне в наследство участок земли. Тогда мне было двадцать семь, а через год началась война.

Денег, чтобы поставить забор вокруг этого клочка земли, я не имел. Поставил, однако, на участке насос и два дощатых домика. Выращивал там в основном овощи, зелень, цветы и хризантемы. Участок был довольно далеко от деревни.

Когда же выпал снег, то я всегда ходил туда после работы. В то время работал по трудовой повинности на челаковицком [2] Челаковице— ранее городок, а ныне северо-восточный район Праги — (Прим. пер.) заводе металлообработки. Он назывался «завод Вольманна». Ну вот, как-то раз — было это еще в 1941 году, перед самым Новым годом, — пришел я к домикам и вижу, что кто-то, кажется, был внутри. Лежала там какая-то коробка, и, если хорошо помню, был поврежден и замок. Я все осмотрел, но вроде ничего не пропало.

Дома все рассказал жене, и она посоветовала: «Пойди заяви об этом. Наверно, это какой-то бродяга». Я собрался, пошел на жандармский пост, сказал там, что ко мне в домик кто-то забрался. Вахмистр меня выслушай, махнул рукой и говорит: «Главное, что у тебя ничего не взяли. При случае я пошлю туда жандарма…»

Я тогда подумал, что на этом все и кончится.

Через несколько дней — я уже не помню, в какой день это было, — пришел с работы, а жена мне уже на пороге шепчет:

— К тебе тут какой-то гость…

— Ко мне? — удивляюсь. Снял пальто в передней, сбил снег с сапог и иду в кухню. У стола сидел молодой человек. Лицо у него было круглое, а глаза веселые.

— Добрый вечер, — сказал он и поднялся.

— Добрый, — говорю, — вечер.

Мы стояли друг против друга. Я все ждал, когда он сядет. Он смотрел на меня и какое-то время молчал. А потом наконец сказал такое, что меня удивило:

— Вы настоящий чех?

— Настоящий. А что?

— А заметили вы, что кто-то побывал в вашем домике?

— Да. Я уже об этом сообщил. Наверное, какой-то бродяга. Но откуда вы об этом знаете? — вдруг пришло мне в голову.

— Это были мы. Я и мой товарищ…

Я сел и предложил ему сделать то же.

— А чего вам там надо было? — спросил я.

— Спрятали у вас кое-что и немножко отдохнули.

— И поели!

— Да.

— И оставили там коробку.

Он немного испугался. Кажется, они об этом забыли.

— А кто вы? — спрашиваю.

— Мы приземлились недалеко от вашей деревни. Мы из-за границы.

У меня на мгновение перехватило дыхание. Но видел: он ждет, что я отвечу. Я тогда попытался улыбнуться и спокойно говорю:

— Я не боюсь, а что вам нужно? — Мне было нелегко, но не мог же я его выпроводить. Жена стояла у печки, как столб.

— Есть хотите? — наконец спросила она.

— Нет, спасибо. Я пришел по поводу того домика. Хотел сказать, чтобы вы ничего не сообщали, если нашли наши вещи, но… раз вы уже были у жандармов… что теперь?

— Мы не можем там все это оставить. Если придет жандарм…

— А куда мы все это уберем? — спросила жена.

— Сегодня темная ночь. Принесем вещи сюда. Возьмем все сразу. Если туда будет вести много следов, это может показаться подозрительным.

Мы оделись и вышли на улицу. Позже мне много раз приходило в голову, что это мог быть провокатор, но в тот момент, направляясь к домику, я ни о чем подобном не думал.

Снегу было по колено, в он все продолжал валить. Дул ветер. Идти было трудно. Я шел впереди, незнакомец за мной. Слышал, как он что-то мурлычет, но не понимал его. До домика было метров двести. Я открыл замок, и он указал на угол, где лежал всякий хлам. Разгребли мы его, и тут я увидел парашюты и какие-то коробки. Был ли в них передатчик или там оружие — не знаю. Набрали с собой много, обратно идти было еще хуже, еле-еле вытаскивали ноги из сугробов, но через полчаса вернулись опять в теплую комнату.

Он поблагодарил и ушел. Как его звать, не сказал.

Что с ними было, где жили или что тут делали, трудно сказать. Потом он с товарищем еще несколько раз приезжал к нам, и они всегда брали с собой что-нибудь из своих вещей. Наверное, в Прагу. Оставили тут свои резиновые шлемы, чтобы мы их сожгли. Мы это и сделали. А еще были такие резиновые штуки — ремни вроде. Наверное, от коробок, чтобы не повредить их при сбрасывании с самолета. Не знаю. Их я веской сорок второго закопал в компост, — думал, если понадобятся, то придут за ними. Они нам оставили еще лопатки для закапывания парашютов, их я тоже зарыл в компост. И какую-то небольшую жестяную коробку.

Как-то, примерно летом 1942 года, уже после покушения, вдруг вижу: сворачивает с шоссейной дороги машина и едет к нам. Я работал на огороде — время было к вечеру — и вижу: гестаповцы. Сердце так екнуло. Хочу идти к компосту, но они уже были очень близко и, наверное, видели меня.

— Halt! — крикнул один из них. Я остановился. Что мне оставалось… Колени у меня задрожали.

Из машины их вышло довольно много. Наконец вытащили какого-то человека, связанного и избитого.

— Вы знаете его?

— Нет.

Я его, и правда, никогда не видел. Они повернулись и нему, подтащили его прямо ко мне и закричали:

— Знаете этого огородника?

Он не мог даже говорить, просто мотал головой. Они помрачнели, потом немного о чем-то пошептались, снова его спросили. Затем меня прогнали к насосу, а сами пошли в домик. Там они перевернули все вверх дном, выбросили инструменты, разбили несколько банок, наконец, взяли лопаты и начали перекапывать компост.

Если бы только умел, то, наверное, в эту минуту начал бы по-настоящему молиться. Но всего-то знаю лишь начало «Отче наш». Потому я просто стоял. А вот спина у меня стала совсем мокрой от пота. Я смотрел на лопаты, которые вгрызались в компост. Через четверть часа гитлеровцы менялись. Того человека, связанного, они опять затащили в машину.

Я боялся, что они найдут резиновые ремни и нам придет конец.

Через час они перестали копать. Если бы еще полметра, то точно наткнулись бы на те штуки. Но они сели в машину и уехали.