Мирослав Иванов - Покушение на Гейдриха

— А вы не боитесь нам помогать? — спросил он меня.

Я покачала головой. Потом я часто об этом размышляла. Что такое страх? Предположим, вы делаете что-то очень опасное, тем не менее вам ничуть не страшно. Вам не до страха, вы о нем не думаете. А вот начнете рассуждать, прикидывать так и эдак — и чем больше рассуждаете, тем страшнее все кажется. Просто нельзя слишком забегать вперед… И когда моя старшая сестра Эма Кодлова сказала мне — было это в январе сорок второго, — что здесь парашютисты и они нуждаются в помощи, я долго не раздумывала. Они прибыли сюда, чтобы насолить немцам, а раз так — наш долг им помогать.

И мы помогали.

Нас было пять братьев и сестер: самая старшая Эма, потом Вацлав, Ярда и я. Пятый, Йозеф, погиб еще в первую мировую войну, Эма вышла замуж за Кодла.

Он работал монтажником на «Колбенке» [4] Металлургический комбинат «Колбен-Данек». , хороший был человек. Ему случалось ездить на монтажные работы за границу, он побывал в Иране, в Болгарии, не знаю, где еще. Дома его видели мало, только по воскресеньям. Квартира была большая.

Как мы узнали о парашютистах, не помню. Наверное, первым эту новость принес брат Ярослав, он был шорником. Его прозвали Сморчок. Кажется, ему о парашютистах сказал Пискачек с Высочан, который для них подыскивал квартиры. Ярда предложил квартиру Эмы, сказал, что она свободная. Вот так они там однажды и объявились. Имен их мы не знали…

Эма, Ярда и я с мужем жили на Высочанах, неподалеку, и часто ходили друг к другу. Поэтому о парашютистах знали и мы.

У Кодловых был сын Вашек, студент, лет двадцати. Он быстро подружился с парашютистами, ходил с ними по Праге, показывал то, что их интересовало.

Эма мне в те первые дни говорила, что сначала она тоже боялась. Когда у тебя в квартире двое незнакомых мужчин — да еще особенно, если ты о них ничего толком не знаешь, — это немалый повод для беспокойства. Еще вот у того, что поменьше, была разбита нога, и когда его привели, он все еще хромал. Пришлось разрезать ботинок — иначе нельзя было его снять. Сестра вообще нам всем была, как мать. Когда она увидела его палец, постелила ему и никуда его больше не отпустила. Все время она делала ему компрессы, через пару дней он мог уже ступать на ногу. После этого Пискачек пошел с ним к какому-то доктору. А еще он водил их обоих к фотографу Тыллу. Но никаких подробностей об этом я не знаю. Однажды прибежал Ярослав к Вацлаву (ко второму брату) и спрашивает: нельзя ли зашить парашют в кухонный диван?

Вацлав удивился:

— Зачем?

— Понимаешь, эти парни не знают, что делать с парашютами. Куда их можно надежно спрятать?

— А что если в домике в Свеправицах? — спросил Вацлав.

Ярослав на момент задумался, глаза у него загорелись, и он ударил брата по плечу:

— Это идея!

Дело в том, что у Кодловых в Свеправицах была небольшая дача, а в ней наверху, под крышей, — маленькая комната Вашека. Зимой туда вообще никто не ездил, и комнатка была закрыта. Туда и положили парашюты…

Эма полюбила парней. Не давала их в обиду, а они ее как бы в знак благодарности называли «мама». Самыми памятными остались наши вечера: мы все сидели вокруг стола, ребята что-нибудь рассказывали или играли в марьяж. Вашек за ту пару недель, пока они жили у Кодловых, так научился этой игре, что умел в нее играть лучше, чем мой брат Вацлав! Иногда Ота — один из тех парней — показывал фокусы, иногда говорили о войне, — говорили в общем, шутя. Ребята были глубоко уверены, что она окончится скоро.

Сестра любила слушать эти разговоры. Они хоть на некоторое время позволяли ей забывать об опасности, в которой жила весь тот период ее семья. Парни ей обещали, что, если к ним когда-нибудь ворвется гестапо, они застрелят Вашека, ее и себя, чтобы немцам в лапы не попал никто живой, но разве это было утешение! Потому-то разговор об окончании войны был и приятен. Надеялись, что все доживем до этого…

Кто-то все-таки спросил ребят, что они тут, собственно, делают. Те только засмеялись, а Ота отрезал:

— Считаем уток на Влтаве…

И замолчали.

Часто Зденек и Йозеф по несколько дней пропадали. Кодловы не знали, где они скитаются. Однажды ребята попросили моего брата Вацлава достать им велосипед. Раньше они брали велосипед то у Эмы, то у другого брата, Ярослава. Зачем им велосипед, мы не знали. Но Вацлав велосипед достал. Он работал тогда на заводе «Авиа», и там рабочим давали велосипеды. Новые. Он и взял один, марки «Огар». Вацлав с помощью товарищей затер на велосипедах, на новом и на том, который принадлежал Ярославу, фабричные номера и выбил новые.

Теперь ребята пропадали еще дольше, приезжали усталые и грязные, помывшись, спали по четырнадцать часов.

Все мы жили в нервном напряжении. Это был не страх, нет, а просто напряженное ожидание, страстное желание, чтобы планы парашютистов, планы, о которых мы не имели понятия, осуществились. О том, что будет дальше, я и думать не могла. Загадывала только на один день вперед и старалась прогнать беспокойные мысли. Раз они, парни эти, здесь, так о чем размышлять? О жизни и о смерти? Но и смерть не самое худшее, если она приносит какую-то пользу. То, что парашютистов постигнет неудача, — это нам даже в голову не приходило. И, думали мы, их не послали бы сюда, если бы это было для нас опасно.

Так и проходил день за днем. Иногда парашютисты обращались к нам с какой-либо неожиданной просьбой. Например, помочь найти место, чтобы разместить передатчик. Вацлав, было, предложил им кладбище в Дяблице, но потом они подыскали что-то другое и больше об этом не говорили.

Однажды ребята попросили Кодла достать метров 30–40 каната или троса толщиной примерно с мизинец. Тот их просьбу выполнил. Ребята были довольны, но зачем он им понадобился, не говорили. Может быть, чтобы натянуть его поперек дороги, чтобы остановить машину.

Дело кончилось плохо — Кодла уволили с завода. Он почти сорок лет проработал на «Колбенке», и вот его выбросили на улицу. Люди говорили о нас, что мы воры… Кодл стыдился выходить из дому.

Я утешала Эму, как могла… Если бы кто-нибудь из нас в тот момент знал, какой ерундой была эта неприятность в сравнении с тем, что нас всех ожидало!

Ярослава Смржа, мы звали его еще просто Ярда, я знал по высочанскому «Соколу» [5] «Сокол» — спортивно-патриотическая организации, основанная в 1862 году М.Тыршем. . Там я руководил юниорами — молодежной секцией. «Сокол» на Высочанах возглавлял Пискачек. Был он высокий, строгий, малоразговорчивый, но в то же время хороший товарищ. Мы, те, кто помоложе, его даже побаивались.

Я в то время был портным — тем и зарабатывал на жизнь. Мастерская у меня была недалеко от дома, где жил Пискачек. Зимой 1942 года я Вашеку шил костюм к выпускному вечеру. Костюм сшил так, что и не видно было, какие у него ноги кривые. Он смотрел на себя в зеркало и только благодарил… Как-то потом пришел к нам товарищ Вашека, Ирка, хороший парень, и сказал, что Вашек хотел бы меня о чем-то попросить.